Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Они, бесспорно, переживают трагедию, но она дана драматургом в фарсовом, трагикомедийном духе. Осложняется комический пласт в пьесе наличием аллюзий: Феофан Прокопович придаёт своему смеху политическую окраску, его сатира имеет ярко выраженную социальную направленность: вся сила обличения направлена на современные драматургу невежественные, реакционные духовенство и боярство, занявшие ту же непреклонную позицию по отношению к реформам Петра I, что и жрецы к преобразованиям Владимира I. Однако, будучи служителем церкви, Феофан Прокопович тем самым огонь своей сатиры в определённой степени направляет не только на объект, но и на субъект повествования, т. е. это – «смех над самим собой», столь свойственный древнерусской смеховой стихии, в том числе и культуре скоморохов. Д. С. Лихачев писал, что «древнерусская смеховая стихия пережила Древнюю Русь и отчасти проникла в XVIII и XIX вв.», при этом характерно, что «искусственное убыстрение культурного развития при Петре I способствовало тому, что многие характерные черты Древней Руси сохранили свою значимость для XVIII и XIX вв., – тип смеха в их числе»[235].

Скоморохи пародировали служителей культа, часто использовали ритуалы язычества: колдовство, волхвование, ритуальное веселье и т. п., все исследователи культуры скоморохов указывают на тесную связь скоморохов с язычеством. «Скоморохи поддерживали в народе антицерковные настроения»[236]. Характеризуя культуру, бытование скоморохов, А. С. Фаминцын отмечает в их поведении ругань, пьянство, грабежи, часто их приход в деревню напоминал набег[237]. На наш взгляд, драматург, воссоздавая далёкое прошлое времён язычества и незнакомую ему атмосферу быта жрецов, опирался на сохранившиеся свидетельства из жизни и быта скоморохов. Вполне возможно, что даже сам Феофан Прокопович ещё застал остатки этой запретной сферы русской жизни. Конечно, Феофан Прокопович оставался при этом сторонником официальной точки зрения на скоморохов, но именно они помогли ему так живо и занимательно, а главное – в общем-то и верно – воссоздать атмосферу язычества, т. к. только культура скоморохов на начало XVIII в. сохранила в себе крупицы быта и сознания той далёкой поры.

В пьесе верховный жрец Жеривол грозится отомстить великому князю за смерть Ярополка:

Не могу се слишати, но отмстити мушу!
О бозы, помозете! Аще мои песны
Силни сут и могут что, да пройдут в безвестны
места, в дебри, в пещеры, в рекы, в бездны, в гробы,
В глубокия великой матеры утробы.
Подвигну мертвих, адских, воздушних и водних
Соберу духов, к тому зверей многородных
созову купно, прийдут змии страховидни,
Гади, смоки, полозы, скорпии, ехидны;
совлеку солнце з неба, помрачу светила,
День в нощ претворю: яве буде моя сила. (159–160)

Отзвуки волшебной сказки слышатся в проклятиях и угрозах Жеривола, тем более что в 3-м, 4-м, 5-м явлениях второго действия действительно появляются потусторонние силы, вызванные на помощь жрецом: Бес мира, Бес хули, Бес тела. Пародируя приемы фольклора, драматург глумится над жрецами и бесами, их усилия оказываются тщетными: Владимир после долгих раздумий и сомнений всё же решается на перемены. В пятом действии Мечислав и Храбрий силою заставляют самих же жрецов крушить идолов.

Решая проблему сатирического и комического изображения противников реформы, Феофан Прокопович обратился к дающему большие возможности источнику – нелитературному, т. е. к сниженной, часто просторечной, иногда с использованием жаргонизмов части русского народного языка. Истоки этого нужно искать в русской демократической сатире, в народном театре. В. Д. Кузьмина писала о связи русской рукописной драматургии XVIII в. со скоморошьей традицией на уровне поэтики и стиля[238]. «Разнообразные интермедии (= интерлюдии) открывали доступ на школьную сцену элементам устной народной драмы, как и рукописная драматургия демократического театра; школьные интермедии были предшественниками национальной бытовой комедии»[239].