Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Сочинять всякого рода приветствия, слова и речи, поздравления и т. п. «от имени», для кого-то, чаще всего для вышестоящих особ, – традиция, идущая с античных времён. В России такая традиция сложилась в Петровскую эпоху и стала модной в 10—20-е гг. XVIII столетия. В литературной, точнее, ораторской культуре первой трети XVIII века такие «слова» и «речи» (от имени собирательного лица) стали модификацией жанра «слова», хотя бы из-за установки на «автора». Вполне возможно, что это связано с политическим заказом. О том, что это было модным и наверняка приветствовалось властью, говорит тот факт, что служители Петербургской типографии в октябре 1717 г., так же как и Феофан Прокопович, И. Кременецкий и другие, обратились с приветствием к Петру I «По долгом его в Европейских странах путешествии»[381].

«Речь» И. Кременецкого – от имени «всего российскаго народа». Всё вступление (приступ) организовано на повторе глагола «тщится» (значит: желает, стремится, имеет усердие): «тщится» Россия, народ ради бессмертной славы монархии, ради «великих, новых и славных дел», ради «правды и мира», храбрости, трудов и подвигов – «сего предъусрести тщится, его же имя краткое Петр, но в долготу дний вечно пребывающее, прелюбезное и сладкое от тщания России всерадостнаго! тщаяния всеохотнаго!» (I, 176). Сближает эти «речи» и постоянное обращение «к слышателям». Основная часть логически вытекает из приступа. В чём сказалось «тщание» России и «тщание» самодержца? – «Тщанием России, от тщания быти государя ея» (I, 178).

Далее описываются дела гражданские и воинские, что уже сделано в России, упоминается баталия на море и пленение «свейской» эскадры с Шаутбеймахтом в 1714 г. и на двух страницах идёт почти сплошным текстом ответ на то, кто содеял все многочисленные деяния эпохи – Пётр I (I, 180–182). Такого откровенного, льстивого восхваления, неумеренного повтора, что называется, «вперехлёст», у Феофана Прокоповича всё-таки не было, он, безусловно, обладал чувством меры в употреблении повторов, в нагнетании образов. Более 15 раз прозвучало сочетание «Пётр Первый» в «речи» И. Кременецкого, и затем опять почти через каждое предложение повторяются слова «тщится» и «тщание». Словесная формула «тщится Россия, тщится Пётр» доминирует в тексте, риторическая фигура перерастает в словесное злоупотребление. В отличие от «слов» Феофана, у И. Кременецкого нет исторических параллелей, наблюдается слабое использование библейских и античных реминисценций (упомянуты только Гораций, император Август, Ираклий, Ахиллес, Ромул и др.)

Далее от имени российского народа И. Кременецкий описывает печаль, «уныние градов» (I, 191) от того, что так долго не было государя в России. «Возвратился еси, радуемся убо, веселимся, играем и торжествуем» (I, 191). И вновь почти на страницу эксплуатация повтора «возвратился еси». Автор гордится тем, с какой честью и славой принимали нашего монарха и в Англии, и в Голландии, и в Дании, и во Франции. От этого в душе автора наступает «блаженство» (I, 193).

В духе всех ораторов того времени И. Кременецкий обыгрывает значение имени: Пётр – «камень», но есть у оратора интересная трансформация: кто попытается «угрысть» – «сотрёт зубы своя» (I, 194). К этимологии имени Петра неоднократно обращались и Феофан Прокопович, и Стефан Яворский, старший современник Феофана и во многом его антипод. В «Слове в неделю Фомину» Яворский описывает эпизод о ловцах, гонящихся за бедным зайцем, нашедшего своё убежище и спасение под камнем. «О щастливый, который таким образом от смерти избавляется! Камень прибежище заяцем Камень же бе Христос, который ныне язвы свои дражайшыя, аки разселены каменныя показует, да быхом в них имели прибежище и сокровение», а затем идёт переход к Петербургу и императору: «О непобедимые грады прибежища, дражайшыя язвы Христовы! Сохраните императора нашего и весь дом его от враг видимых и невидимых»[382]. Здесь сравнение переходит в чрезмерно замысловатую метафору, барочная поэтика проявилась в её утрированном, худшем варианте: витиеватость стиля мешает внятному выражению мысли. А именно ясности, чёткости мысли требовал Феофан Прокопович и как теоретик, и как художник.

Заканчивается «речь» И. Кременецкого описанием того, как Россия и россияне обращают к царю-самодержцу свои сердца, горящие пламенем любви (I, 195).