Русская мода. Фейк! Фейк! Фейк!

Первые полчаса было тихо, а затем на меня посыпалось точно из обоймы. Люди писали о своей готовности лечь под бульдозеры, но не допустить уничтожения леса. Зеленые активисты, работники офисов, пенсионеры, анархисты, люди без определенных занятий, программисты, бездельники, молодые и старые – все они испытали чувство праведного гнева после прочтения моего поста. Полагаю, многие из них в ту же минуту начали собирать вещи, чтобы присоединиться ко мне и встать лагерем на месте будущей стройки. В посте я скромно подписался: «Неравнодушный». Я сообщил, что собираюсь жить в палатке и присматривать за лесом, и если что – я готов в одиночку бороться с захватчиками, погибнуть, но не отдать им ни пяди земли.

Тысячи людей разослали мое послание по своим друзьям. Десятки тысяч оставили комментарии к этой записи – восхищаясь моей храбростью и обещая поддержку.

К утру новость о вырубке леса занимала первую строчку в рейтинге информационных агентств. Сообщалось, что это один из самых крупных лесов в южном Подмосковье.

Еще через пару утр в двух шагах от фабрики расположился лагерь воинственно настроенных активистов, а я встал у них во главе. Предваряя их приезд, я действительно поставил палатку. А еще – прекратил бриться, чтобы создать у первых защитников леса ощущение, что я действительно тут жил, не имел никаких удобств и оттого зарос бородой. Они мне поверили. Поверили и включились в игру. В то же время я, тайком от них, ежедневно ускользал на фабрику, чтоб принять душ, пропустить пару рюмок и проследить за тем, чтобы производство не останавливалось.

Впервые в жизни мне удалось организовать столько людей, и это не стоило мне ни копейки.

Москва, Столешников переулок

Москва определенно нравится агенту Интерпола Жаку Дювалье. А особенно ему нравятся московские девочки. Заслышав его французский, они тут же начинают порхать вокруг точно райские птицы, улыбаются ему, делают невинные глазки и почти всегда – они готовы идти до конца.

Не будет преувеличением сказать, что Дювалье чувствует себя превосходно. По утрам он посещает тренажерный зал и баню при отеле. Вечерами – изучает особенности местных баров. Все это не идет ни в какое сравнение с тем, что выпадало ему в прошлом. Не нужно сутками сидеть в коричневой жиже Амазонки, чтобы следить за поставщиками паленых «Найков». Пиявки не кусают за член. Сказать по правде, задание в Москве ничем не хуже Каннского курорта, с которого его отозвали – тем более, что за все башляет контора. Дювалье исправно отгружает в парижскую штаб-квартиру увесистые счета. При этом большей частью деньги он тратит на себя. На красоток уходит совсем немного: достаточно купить пару бокалов коньяка в баре, чуть-чуть посветить французским паспортом и, наконец, произнести коронную фразу « Я совсем мало понимать по-русски». И вот уже красавицы всех мастей готовы опекать его в этой, по их словам, жестокой и полной опасностей стране. «Нет, нет, – говорят они. – Без нас ты здесь просто пропадешь!» А, попадая в его номер и благоговейно ужасаясь его убранству, красотки мигом оказываются без своих платьиц и шубок. «Это нужно, чтобы твоя постелька не была холодной», – объясняют они.

Их глазки – голубые-голубые.

Их ротики – словно клубничный мусс.

Все портит телеграмма из Парижа. Ее отправитель – Жан-Жак Потен, босс Дювалье.

«Какого хрена ты там делаешь? – гласит текст. – Почему мы видим от тебя только расходы и ни одного рабочего отчета? Живо поднимай задницу и начинай действовать! P.S. По правде говоря, Жак, я всегда в тебе сомневался».

Дювалье тяжело вздыхает, но делать нечего – приходится выпрыгнуть из-под теплого одеяла и приступить к делам. «Я скоро вернусь, милая», – обещает он золотоволосой нимфе, сладко сопящей в его кровати, и направляет свои стопы прямиком в цитадель зла. А именно – в головной бутик «Луи Вьюиттон».

Мысль о том, что кому-то хватает наглости сбывать подделки через официальный канал, сначала казалась французу фантастической. Но разговор с Потеном перед отъездом и последовавшее вслед за ним – более близкое – знакомство с Россией заставили Дювалье пересмотреть свои первоначальные допущения. Он быстро понял, насколько прав был его начальник: если у русского есть возможность отвалить за что-нибудь бешеные деньги – он отвалит. Потому что это, как говорят здесь – «понты»: желание побряцать яйцами у всех на виду.