Русская нарезка

Бомж сидел около лестницы у входа в Пиццу Миа, кото­рую, кстати, Обезьянов упорно называл Сандэем. Он выста­вил руку с из кофейного автомата пластмассовой чашкой, локоть на колено, зажмурился. Лейтенант подвёл тихо — смотри, как сидит. Не глубоко бездомный, руки свежие, бо­рода блестит. Правда, одежда в жестоком пиздеце. Запах твёрдый, постоянный, настоящий дух бомжа. Лейтенант вы­нимал из кружки монеты по одной, Лев пошевелился, от­крыл глаза. Кивнул. Что там осталось, сказал бомж, на что там смотреть. Потом, в духе, сказал Лейтенант. Пускай по­смотрит в теле, сказал бомж. Они вроде как спектакль разыг­рывали передо мной с разговорами о теле и духе. У Лейте­нанта маска под маской, у него и Двадцать Восьмое — день маски. Актёр слабый, но, будь он человеком, уверен, профес­сионально полифонической пургой. Себе выбрал маску, дру­гим навязывал маятник. Мы впаривали Риму зверей. Обезья- нова преследует собственный хвост. Я не изучал латынь. На улице холодно. Ко мне домой нельзя. Я ночевать не оста­нусь, обещаю. У него есть лоджия, можно посидеть на лод­жии, чтобы, Лёвушка, вся квартира не провоняла.

В консерватории конкурс юных вокалистов, по коридорам ходят группы тяжёлых вчёсывающих взрослых, и среди них, из глубины, из середины свиты зрелых тел на тебя тихим светом живые глаза. Попёрли меня из класса, поплёлся вниз, в холле увидел Женю, мимо пронесли пылесос, завтра она летит в Москву с оркестром, назад поездом, ждёт Диму, ждёт его долго, даже не один час, сидит одетая внизу, говорит, что её к нему не тянет, не хочет серьёзных отношений, он звонит ей по двадцать раз в день, пишет эсэмэски, как он соскучил­ся, в четыре утра согласился отвезти её на машине в аэро­порт, сказал, для меня неважно, в четыре там или когда, есть ещё другой, этому тридцать, а Диме двадцать четыре, разни­ца потрясающая... Эсэмэски Димы все в смайликах и он за­канчивает вопросом — не могу же я не ответить на эсэмэску, которая кончается вопросительным знаком? Ему важно, что я чувствую. А у того Мерседес. Я спросила сколько он стоит. Полтора миллиона. Многие девушки уже из-за этого стали бы встречаться с ним. А меня не тянет, и всё. И к Диме тоже. Но не хочу терять его как друга. С тем, тридцатилетним, всё понятно, ему нужна жена. Я не готова к этому. К тому же он говорит: я никому не доверяю. Говорит: у меня нет друзей, зачем они? У меня есть хорошие приятели. Но мне они не друзья. А Дима, у него рост — два метра восемь сантимет­ров — он говорит, я большой ребёнок — он правда как ре­бёнок — я нужна ему больше, чем он нужен мне

Но ждёт его час и больше в холле консы, одетая, куртка застёгнута, пьёт кофе, говорит что устала и если честно хо­тела просто поехать домой и лечь спать а то завтра работа потом на день рожденья в кафе «Гавана» дальше поспать не выйдет летим в Москву, в шесть утра прилетаем, в час кон­церт, передам от тебя привет Саше Лунегову. Кто-то сдаёт ключ от класса, подхватываю, иду наверх, навстречу тётки, мы ищем класс, какой-нибудь, вам разве не выделяют, дайте нам позаниматься, у меня сольный концерт, когда, через ме­сяц, а у нас завтра конкурс. Девочка, у которой, собственно, конкурс, молчит и смотрит из центра хитро, с интересом, сочувствием, я говорю: у вас есть монетка? Давайте монетку бросим? Тётка в пуховике долго роется в левом кармане, дос­таёт монетку — пятьдесят копеек, протягивает мне. Брошу на пол, чтобы честно и все видели; орёл — то есть этот солдат с копьём — я остаюсь заниматься, решка — класс ваш, соглас­ны? Они согласны. Девочка улыбается, свита серьёзно следит за исходом дела, кидаю монетку; решка. Ухожу, занимайтесь, монетку сохраните, удачу принесёт, всё-таки конкурс. В ко­ридоре чувиха говорит: что, добрая душа? Я говорю что у меня может быть и совсем нет души. Такого не может быть! — с неожиданной тёплой в голосе нотой...

Фильм хороший. Об одиночестве, любви к жизни. Осо­бенно хорошо, где он старик, а она девочка. Начался в де­вять, он шёл долго, хотя и незаметно, те человек двадцать или тридцать, что смотрели фильм, смотрели с кайфом, смеялись, там, где Баттон говорит, что людей разных наций, возрастов, убеждений, характеров и т.п. объединяло одно — каждый вечер они нажирались, и там, где после борделя он говорит: я понял смысл зарабатывать деньги, и там где в чу­вака семь раз попадала молния. Мне понравилось как ночью в отеле, волшебное место, мышь бежит — и вдруг замирает. Я настоял на своём, не хотел пускать их домой. Сегодня бомж, завтра пара сантехников (тех, которые Жзваннрнавзж и Шсфорннрофсш), к тому же мне на работу хотя и не рано с утра