Читаем Русская нарезка полностью

Не могу сказать чтобы испытывал особенную любовь именно к этому коту. Вообще — люблю кошек. Те дни что я провёл в гримёрке номер семь — не сблизили меня с котом. Он ходил своими дорогами, я своими. Он производил впе­чатление старого, ослабевшего, одинокого пирата с ленивым и крепким телом — рваное ухо, заплывший глаз — корена­стый, когда переходил с плавного — львиного — шага на смешную трусцу, то ясно силы ещё были в нём и нет только желания тратить эти силы. Кошачий Фамусов — но вольней духом. Кошачий полковник Курц — но с миром в душе. В той сцене, где Курц брезгливо умывает рыло и лысину, Мар- лон Брандо очень похож на Филю.

Сигареты закончились. Пришлось выйти, купить три пач­ки. Новенькие, блестящие, красные. Цвет волшебный. На улице галимая чёрная ночь. В Курске на освещении эконо­мят, поэтому прохладная темнота, лёгкая, приятная на ощупь. Вышел налегке, без обычной сумки с нотами на плече, в темноте настолько хорошо, что хочется бежать, и побежал вверх по Радищева до ларька. Стыдно за эту жалкую полноту сил. Хочется двигаться, дышать, воздух вкусный, радуюсь ка­ждой минуте. Вышел из интернет-центра, открыл дверь вдохнул воздух — мокрый, сытный, свободный, дождь, ас­фальт блестит...

У входа в Детский парк встречаю Переверзеву под руку с Авдеевым. Авдеев мрачен и руку жмёт вяло. Переверзева предлагает аккомпанировать какой-то девочке на конкурсе, я сразу соглашаюсь. Она ещё какое-то время уговаривает по инерции.

Первый Концерт Рахманинова. Лет десять назад перед первой репетицией, когда вообще в первый раз в жизни иг­рал с оркестром, у дверей зала на втором этаже мы проща­лись просил тебя остаться и послушать, но ты уезжала бес­поворотно...

Аццкий Сцукочёвбдт принял из рук Елены газету «музы­кальное обозрение» и бессмысленно-умно, как неповинно- встречный, вперил-воткнул туда сальный взгляд с обмылка лица, выпятил желтовато-зелёные лопатовидные клычки, помыкивая на холодного тона улыбающиеся интонации Елены, Бене Гессерит Курской филармонии...

Сцукочёв открыл газету на странице филармонии завода полифонической пурги. Он изучал программу открытия се­зона и не мог понять: что за херня. Восьмая Симфония Шнитке ему была известна более менее однако дальше глаза его заплясали на тексте как если бы пачкал он или жёгся — Тройной Концерт для рояля виолончели и бензопилы «Дружба» с оркестром, «Проклятие пианизму» и прочие пре­лести раннего Мумумблы — у Сцукочёва приотвисла че­люсть, масло тараканьих глаз и наконец посмотрев чему от­дано второе отделение и какая к этому иллюстрация — не выдержал, пересел мне ближе, лицом вопрос, безымянным пальцем в статейку.

Любовь, говорит словарь лязга философии, есть универ­салия жбышной культуры субъектного ряда, фиксирующая глубокое индивидуально избирательное интимное чувство векторно направленное мимо своего предмета и объективи­рующее себя в самодостаточном полифоническом стремле­нии к нему и отношение посредством которого реализуется данное чувство выступая в качестве максимальной ценности и важнейшей детерминанты жизненной стратегии задавая специфическую сферу автономии поскольку нельзя произ­вольно вызвать ни прекратить ни переадресовать

завёл меня в пятую гримёрку и положил «обозрение» на грязный стол.

«Что именно Вас интересует, Игорь Вадимович?» «Прежде всего знаете Яков это второе отделение. Первое исполнение в жбыхе — то есть, как — в жбыхе? В каком таком жбыхе? — симфония в трёх частях — трагедия выбора — вторая редак­ция?» «мне хорошо знакома эта Симфония в первой редак­ции одна из критических статей называлась сё-сё-сё и была исполнена психоделического бреда в стиле поздних офецер- ских глоссолалий... трагедия выбора между обезьяной и Бо­гом музыка шимпанзе Бобо гения абстрактного экспрессио­низма недавно в Нью-Йорке выставка вторая часть Амдусци- ас великий герцог и командир двадцати девяти легионов...» «Это что же — тёмный дух? Существо полифонического ми­ра? Иного мира? Не удержавшего светлую линию» «Считать ли наш удержавшим эту светлую линию? Ещё вопрос. Ско­рее мифологический персонаж эпохи позднего средневеко­вья...» «а это что такое?» — Сцукочёв указал на Бахокюи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза