Русская нарезка

Дождь... Убрать декорации... Растаскивание затягивается на десятилетия. Сначала самые близкие затем вокруг и всё дальше неслышные слои тоже — резать и уносить.

2.

После позорного аншлюса Крыма события покатились по нарастающей, под красную горку. Потоки ужасной ппропо- гоенды выставились из каждого телевизора. Эсэмэсью гнали на поркые митинги, подписывали на деньги; свободный же мир выжбяцыл фейспалм, мы выпали из восьмёрки — не больше; на несчастную Украину наплевали все... Вытащить из стопки газет перед сортиром газету месячной давности — кажется мягкой, вольной, такими темпами — озверение. Пу­тин раздулся, как червь, наши фашисты поют ему аллилуйю. Это называется Русская Весна. Имя светлое, и точно весна

Второе мая: спецподразделения украинских войск в До­нецкой области на рассвете атаковали Славянск... Сжигают блокпосты... Блокировали город... Вечером на окраинах ожесточённо выстрелы ополченцы ожидают решающего штурма... Сепаратисты открыли огонь из переносного зе­нитного ракетного комплекса по вертолётам... Город взят в плотное кольцо... Украинские военные накачаны амфетами­нами... Армия устанавливает артиллерийские орудия... Анти­террористическая операция против диверсионной группы ГРУ Российской Федерации... Ополченцы готовятся отра­зить нападение боевиков «Правого сектора»... Штаб народ­ной самообороны... Встали на пути карательной операции... Славянск полностью блокирован украинскими войсками... Сторонники федерализации стараются как можно меньше показывать лица.

В Одессе сорок человек сгорели заживо. Бандеровцы за­гнали наших активистов в дом профсоюзов и подожгли.

...Оранжево-бежевая бирка на левой — руки раскинуты... навзничь... розово-чёрные волосы, синее, блестящее, распух­шее, мёртвое лицо. У всех одежда задрана на животе. Лежит спиной на столе, изогнулась назад под неестественным, страшным углом. Разбухший, раздувшийся обнажённый жи­вот-яйцо, бессильно скрюченные руки. Рядом с ней на столе нетронутые, чистые, свежие вещи: бумага, клавиатура компью­тера, уютно пухлая чёрная мышь. Красное месиво рта на обуг­ленном, исчезнувшем лице. В последнем судорожном жесте вскинутые жёлтые руки. Ниже пояса одежда сгорела, ноги по­трескались, пах распух, хуй сгорел. Оранжевый застывший пузырь изо рта. Лицо сгорело, глаз нет, губы сгорели, откры­лись высокие жёлтые зубы, на лице испуг, тревога, усталость, смерть. Длинные веером следы извести... трупы... трупы.

В Луганске, Донецке проходят референдумы с крымским результатом. Самопровозглашённые республики... Путин просил перенести... лицемерно воротил рыло, передумал и мыл чекиста бешеные брезгливые руки перед ассамблеями Совета Европы. Ранним утром 12 мая — нарастающий пор- кый лязг и шум проходящей военной колоннами техники, словно тысячами эгид полифонической меди потрясали гре­мели волокли вырывается гончей визжащий смех и снова прокатывается — дом насквозь — ладонями грохот на стену слышно стёкла без стыда оглушительно и все спят и никто не слышит.

Донецкая Народная Республика просится в состав России. Всегда были частью русского мира. И вдохновенно забанили Меркель с Обамой — нон грата.

Недавно по телевизору показали смерть ополченца. Стоял незаметный человек и со звуком выстрела согнулся, накло­нился и упал на асфальт, из него ложится лужа сиреневой крови, вокруг толпа спокойно смотрит и поднимает его, уже мёртвого, из этой сразу большой и широкой лужи. Всё буд­нично, никакого шока, в порядке вещей. Ничего страшного.

Несколько минут назад истёк срок ультиматума, что До­нецкая Республика бросила нацгвардии, правосекам и про­чим западенцам — отойдите — оборонялись — нападём. Виталя переходит на крик, его тёща с тестем приехали в Курск, им удалось обойти

Славянск... Путин молчит и выжидает... Вероятность вве­дения русских войск в ближайшие дни... Из города некуда... Установки «Град» будут работать... Референдум... Виталя паникует или наигрывает — ничего не меняется. Приходят летние жаркие дни

Вика: «Стрелять в людей — просто работа, такая же рабо­та, как и любая другая». Я: «Вот и говорю, как можно в такой день — работать?». Ласточка даже мёртвая вся сердце выну­тое из воды. Летит — безумный, наизнанку смысл, якорь в бездонном небе — трепещет... Ты говорила, смерть трепе­щет.

Виталя: — завтра тёща с тестем возвращаются... возвра­щаются в Дээнэр.

Я: — ты серьёзно? Уже не на Украину возвращаются, именно в Донецкую Республику?

(Мысленно проговариваю скрытые волк-имена полифониче­ских ипостасей Стаховича.) Насколько это всё серьёзно?

Виталя: — Серьёзно. Стреляют. Убивают. Не понарошку.

Я: — Если не понарошку — зачем они туда — убивают?

Виталя: — Родина. Работа. Назавтра пьяный: провожал. Радостный. «Этот бабай из Рос­товской области сам-то... Говорят, что добровольцы из Рос­сии... Это — обнадёживает. Ведь они никакие не доброволь­цы кто их пустит... Всё под контролем... Значит потенциаль­но возможно... Россия всё-таки примет... Я — не считаю ок­купантами... пускай... тогда вся семья будет на территории одной страны».