Русская нарезка

Ффяц! Шшшшшш. — возник огонёк. Жуков затя­нулся и, как Синцов, то ускоряя, то замедляя выдох, выпустил дым через нос. «Ништяк», — успел подумать Жуков и

Нужно больше обострять крайности, создавать контра­сты. приватно. лечить и нарезать стереотаксическую фрамугу. косые срезы. — пел Лейтенант и пританцовы­вал; он принял облик умственно несостоятельного подростка с усами, нелепо тонкими длинными ногами, который под внутреннюю музыку совершает переступы на месте, щелчки окостеневшими каблуками, шаркает, болтает ногой, опираясь на красный подоконник. Подыгрывая Лейтенанту Лябжясчы- кову, полковниг Иван Петрович Бегемод принял вид беспо­койной уставшей мамы, оплетённой нитями долговременной заботы. Вокруг себя они создали пространство вокзального кафе и вывесили надпись «везу сыночка на консультацию», вокруг которой повился и зазмеился чёрный пепельный ви­ноград. Чёрный пепельный виноград.

Жизненный опыт? Он совершенно бесполезен. Никого нет. Тем и хорошо имя: тащится из мира в мир, как верный

Воплощённая шутка, опухоль в бутылке, бесправный альраунырь Щигровского района Курской области, всеязыч- ный, как новый свет, исцелитель психогенных телеангиоэкта- зий.

Заместитель главного редактора газеты с меняющимся на­званием по фамилии, которая, в отличие от названия газеты, оставалась неизменной, хотя нет, она тоже, как мне сейчас открылось, терпела некоторые перемены, стремясь увернуть­ся от проклятий и лучше соответствовать духу времени, так вот, говорю, редактора по фамилии Ортенбургбдт, в тот не­простой день она оказалась именно такой, его фамилия, вы­звал усилием мысли Ёжикова, дождался его и поручил ему ответственное задание.

Но это же. пиздец! — сказал Ёжиков с пафосом. Ор- тенбургбдт улыбнулся. Ему понравилась реакция Ёжикова. Наивность в голосе Ёжикова. Наивность в том что допустил выразить интонацией наивность. Наивно разыграл наивную интонацию. В каждом движении ума и души Ёжикова Ор- тенбургбдт сознал махровую наивность и удовлетворённо улыбнулся. Ёжиков покосился на пиздецометр на столе на­чальника. Увы, тот показывал лишь унылое мещанство.

Сундук-кундук-пундук. — пробормотал Ортен- бургбдт, что в последние месяцы всегда ткалось вокруг каж­дого упоминания Жукова. Не заклинание, но некий мем- адаб, неизбежная ассоциация, требующая ритуального про­изношения вслух, пусть и бормочущего, вполголоса, так, шепотком, чуть шевеля пухлыми губами, чуть пришлёпывая липкими губами, чуть дрогнув трусливыми бесформенными губами. — И что же, про Двадцать Восемь Панфиловцев и Политрука тоже спрашивать? — сказал Ёжиков, следя за пиздецометром. Как всегда, стрелка икнула при упоминании Числа; после Политрука её качнуло, и уровень пиздеца под­нялся до отметки «Лёгкий пиздец». Ортенбургбдт заметил желание Ёжикова спровоцировать пиздецометр. Тем време­нем дождь за окном перешёл в мокрый снег, а за окном про­летела моль.

Обязательно. Продумай чёткую, исчерпывающую схе­му, — выговорил без запинки Ортенбургбдт, — чтобы всех состояний; и сравни, как он скажет, что совпало, что нет. Одна херня. Он любит ордена. Очень любит. То есть на се­бя нацепит сверху, снаружи, сколько сможет. Не представ­ляешь даже, сколько он сможет. — Ортенбургбдт посмот­рел, что называется, выразительно и долго, как корова, на Ёжикова. — Это не всё. Он же умеет себя и так, и так вывер­нуть. В общем, будет в себя запихивать.

Какой пиздец. Жрать их, что ли?

Не только. — Ортенбургбдт опять хотел-было выдать значительный взгляд, но отчего-то вспомнил слово «Дялгзв» у Трифонова, вздрогнул, сознал боль в сердце или где-то там, во всяком случае, в груди, осёкся и наполовину подня­тый свой овцый фишкопуч отвёл в сторону, где в полиро­ванной дверце или просто бочине шкафа отразилось обрат­ное превращение уличного фонового снега в неровный, хо­лодный, бессмысленный дождь. — Не только этим ртом. У него ещё на всём теле рты тоже, откроет, и. Может и в раз­рез на теле. Потом, у него в полифонических колбах, кро­ме нормальных орденов, есть ещё поменьше. поменьше. поменьше. — Ортенбургбдт, повторяя, как гипнотизёр- дилетант, слово «поменьше», выпростал руку, сжал кулак, раскрыл два пальца, и с каждым повторением слова «по­меньше» 1) уменьшал расстояние между кончиками большо­го и указательного пальцев 2) поворачивал руку по часовой стрелке, как если бы выворачивал ухо или открывал дверь ключом, но 3) ещё сгибал короткими рывками руку в локте, приближая воображаемое «поменьше» между пальцами всё ближе к лицу, к тому же фокусируя оставшийся вполне ов- цым фишкопуч на сокращающемся отрезке условной пусто­ты ордена 4) говорил всё более тонким и высоким голосом, приближаясь к фальцету или писку, что звучало ёрнически, нелепо 5) чуть наклонялся вперёд. Моль пролетела перед лицом Ёжикова, он сделал резкое движение рукой, будто ло­вит моль. Вдруг оба сознали, что делают странные жесты. Возникла неловкая пауза.