Читаем Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд) полностью

Замечательный знаток теории эстетики и истории гуманизма А. Ф. Лосев совершенно прав в своей беспощадной критике утопистов эпохи Ренессанса, в том числе и Т. Мора: «… на самом деле изображение утопического человека представляет собой причудливую смесь всякого рода старых и новых взглядов, но, <…> по-видимому, с одним основным отличием: от яркого возрожденческого артистизма ничего не осталось. Рисуется человек довольно серого типа, по-видимому, управляемый государством все же достаточно абсолютистским».[1021] И далее: «Другими словами, яркая и блестящая артистическая эстетика Ренессанса сведена здесь только на моралистику, которая и объявлена высшим „духовным удовольствием“». И: «Бросается в глаза превознесение производства в сравнении с потреблением. Вместе с тем у Мора выпирает на первый план уравниловка в трудах и обязанностях, а также примат государства над любыми общественными организациями и семьей. Мельчайшей бытовой регламентацией отличается и „город Солнца“ Кампанеллы. Все это означало отказ от идей Возрождения». И, наконец: «Точнее будет сказать, что перед нами именно модифицированный Ренессанс, критикующий сам себя в общественно-политическом отношении» или иначе, «самоотрицание Ренессанса»; «казарменный коммунизм».

В отличие от ученых теоретических трактатов, снабженных примерами идеального устройства различных сторон общественной жизни и быта, народные социально-утопические легенды распространялись устным путем и могли приобретать различные конкретные формы, зачастую непроясненные. Наиболее развитой из русских народных социально-утопических легенд, оставившей наиболее явные следы и в устной традиции и в допросных документах, была легенда о Беловодье. Вместе с тем, она была относительно широко распространена также в форме листовки, призывающей отправиться на поиски «вольной земли» — «Беловодья» и даже сообщающей примерный маршрут, следуя которому можно ее найти. Это был так называемый «Путешественник Марка Топозерского» (в некоторых вариантах — инока Михаила). Вероятно, эти два имени могли быть светским и монашеским вариантами имени одного автора. Как подтверждают листовки, или может быть точнее, имена, лицо, которому приписывалось авторство, якобы пребывало некоторое время в самом Беловодье в сопровождении двух иноков, которые остались в Беловодье. Сам Марк Топозерский (Михаил), возвратился на севернокарельское озеро Топозеро — один из опорных пунктов так называемых «бегунов» или «странников». Здесь он, видимо, и сочинил свой «Путешественник».

В отличие от утопических учений Т. Мора и Т. Кампанеллы, в «Путешественнике» не рисуется позитивная теоретическая модель идеального государства. И все же сходство между утопическими легендами и учеными утопическими трактатами есть. В самом общем смысле оно может быть обозначено как социологическая инверсия. Все позитивное, заключающееся в них, построено на отрицании того, что существовало в действительности. Если и Т. Мор, и Т. Кампанелла писали о том, какое государство они хотели бы видеть, то в «Путешественнике» по-крестьянски наивно утверждается, что «Беловодье» не государство, а некоторая совокупность (видимо, отдельных общин и артелей в самом общем и условном смысле этого слова) людей, ушедших из России и расселившихся на вольной земле, чтобы не попасть под власть Антихриста или его предтечей и слуг, воплощенных в никонианской церкви и в государстве, которые очень жестоко преследуют старообрядцев, их право на традиционное для них религиозное бытовое поведение.

Сходство Т. Мора, Т. Кампанеллы и народных легенд можно также усмотреть только в самом общем представлении о «золотом веке». Утопическая цивилизация, утверждает Т. Мор, древнее античной и египетской, но утопийцы смогли не только удержать достижения золотого века, но и рационально (философски и логически) развить их. Так, например, Платон писал о необходимости обобществления имущества и быта и ему казалось, что это могло бы быть осуществлено в Сицилии. Можно говорить и о другом существенном сходстве — об островном положении Утопии и Беловодья. Беловодье тоже мыслилось как лежащее на островах, за морем и попасть туда может далеко не всякий. В этом важнейшую роль играло, видимо, известное стремление старообрядцев изолироваться от «мирских» — никониан, по их мнению, уже находившихся во власти Антихриста. Конфессиональная мотивировка для народных легенд чрезвычайно важна, в отличие от «Утопии» Т. Мора, где господствует веротерпимость. Изоляция Утопии мотивировалась этически — желанием сохранить утопическую идеологию равенства, выработанную жителями Утопии. Их жизнь развивалась в «стране правил», несоблюдение которых может вернуть их в обычный европейский мир неравенства и несправедливости.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1
Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Данная книга является первым комплексным научным исследованием в области карельской мифологии. На основе мифологических рассказов и верований, а так же заговоров, эпических песен, паремий и других фольклорных жанров, комплексно представлена картина архаичного мировосприятия карелов. Рассматриваются образы Кегри, Сюндю и Крещенской бабы, персонажей, связанных с календарной обрядностью. Анализируется мифологическая проза о духах-хозяевах двух природных стихий – леса и воды и некоторые обряды, связанные с ними. Раскрываются народные представления о болезнях (нос леса и нос воды), причины возникновения которых кроются в духовной сфере, в нарушении равновесия между миром человека и иным миром. Уделяется внимание и древнейшим ритуалам исцеления от этих недугов. Широко использованы типологические параллели мифологем, сформировавшихся в традициях других народов. Впервые в научный оборот вводится около четырехсот текстов карельских быличек, хранящихся в архивах ИЯЛИ КарНЦ РАН, с филологическим переводом на русский язык. Работа написана на стыке фольклористики и этнографии с привлечением данных лингвистики и других смежных наук. Книга будет интересна как для представителей многих гуманитарных дисциплин, так и для широкого круга читателей

Людмила Ивановна Иванова

Культурология / Образование и наука