Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд)

Как показало исследование В. В. Покшишевского,[1022] мигранты из европейской части предпочитали расселяться (особенно, после того как миграция была официально признана, и регулировалась различными распоряжениями и т. д.) в почвенно-климатических зонах, максимально сходных с центральнорусскими. Крестьяне же, осваивавшие севернорусские районы, выработали приемы хозяйствования и обычаи, адаптированные к достаточно суровым севернорусским условиям — холодные зимы, постоянная угроза вымерзания и яровых и озимых, каменистая почва, изобилие озер и крупных водных бассейнов (Белое море, Онежское и Ладожское озера и т. д.). Сказанное не означает заинтересованности в поисках вольной земли только севернорусскими крестьянами. Они в меньшей мере подвергались феодальной эксплуатации. Здесь почти не было помещичьих земель — крестьяне были государственными или монастырскими. Определенная часть их с Петровского времени была приписана к горным заводам — заготавливали лес, уголь, озерноболотную руду и т. д. Тем не менее, заинтересованность в отыскании вольных земель была характерна для северных крестьян, казаков и, разумеется, помещичьих крестьян и крестьян монастырских. Совершенно ясно, что в поисках вольных земель играли роль не только экономические соображения, столь характерные для крестьян центральнорусских районов, особенно после 1861 года, но и конфессиональные причины. Они заставляли и северно-русских крестьян, привыкших к суровым климатическим условиям, стремиться в Беловодье, надеясь прежде всего на сохранившееся антиохийско-сирское древнее восточное православие, а уральских казаков — предпринять даже сложнейшее морское путешествие в чаянии все-таки найти такой край. Заметим, кстати, что весть о казачьем путешествии распространилась до северных районов — о нем знали, например, в Усть-Цильме. Характерно, что отлучение Л. Н. Толстого от церкви тоже породило слух, что он побывал в Беловодье. Делегаты уральских казаков специально посетили Ясную Поляну, чтобы спросить у Л. Н. Толстого, так ли это. И были разочарованы отрицательным ответом писателя. Этот эпизод чрезвычайно характерен для истории русской культуры XVII–XIX вв. Наивысшее проявление наивного крестьянского утопизма встретилось с великим мыслителем и писателем, олицетворявшим собою наивысшие достижения русской культуры. Л. Н. Толстой — сам один из великих утопистов — был знаком с крестьянскими мечтами и утопическими легендами.

В отличие от ученых утопий, народная беловодская утопическая легенда не упоминает ни о каком обобществлении собственности. Крестьянские семьи, которые сумели поселиться в Беловодье, должны были, видимо, владеть землей по заимочному праву, т. е. они могли распахать и обрабатывать землю самостоятельно. Заимочное право, как известно, в определенной степени, было распространено на Русском Севере, и особенно широко на свободных землях в Сибири. Земля считалась Божьей, но условно владеть ею мог тот, кто ее обрабатывал.

Очень существенно то, что в «Путешественнике», как уже говорилось, не упоминается не только община (или более древнее — «вервь»), но вообще никак не характеризуется даже «семья». Видимо, все эти проблемы, которые волновали крестьянство густо населенных районов и ученых, которые ими занимались, считались сами по себе обычными и естественно справедливыми — право первого «захвата» (точнее — разработки) и отсутствие земельной тесноты, фискальных забот и т. д. Все, видимо, должно было совершаться по естественной совести. Фраза «светского суда не имеют» может только свидетельствовать, что крестьянские семьи, живущие соответственно архаическому семейному праву, не нуждались в механизмах регулирования межсемейных отношений светскими властями («чем меньше государства, тем лучше»). Все проблемы, о которых нам хотелось бы знать, заслонялись основными конфессиональными — существует древнее благочестие, оно сохранилось и в нем надежда на защиту от слуг антихристовых.

ФОРМИРОВАНИЕ СТАРООБРЯДЧЕСТВА КАК СЛОЖНОЙ КОНФЕССИОНАЛЬНОЙ ОБЩНОСТИ ПРАВОСЛАВНОГО ХАРАКТЕРА