Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд)

В истории русских религиозных движений, выработавших свои формы эскапизма, особенно выделяется старообрядчество, противопоставившее себя с середины XVII в. господствовавшей Церкви и, вместе с тем, остававшееся вариантом православия, сохранявшим и развивавшим древлеправославные традиции. При этом надо иметь в виду сложную историю старообрядчества, его отдельных толков и ответвлений. Формы старообрядческого эскапизма, о которых мы будем говорить далее, тоже имели свою историю. В самом обобщенном виде можно было бы сказать, что строгость отдельных правил изоляции и неприятия, как правило, постепенно приводила к поиску компромисса, который обычно вел, в свою очередь, к выделению и формированию более радикальных толков, его отвергавших: филипповцы, федосеевцы, и особенно непримиримые секты бегунов, нетовцев, немоляков, дырочников, лучинковцев и т. д. Названные толки ответвлялись преимущественно от севернорусских и сибирских беспоповцев или часовенных, которым была свойственна наиболее последовательная система эскапизма. При этом, разумеется, надо иметь в виду первое и наиболее крупное разделение старообрядцев на беспоповцев и поповцев, принимавших так называемых «беглых» священников, т. е. поставленных епископами Церкви, но, перекрещенных. У поповцев была своя сложная история, требующая отдельного рассмотрения. Многие формы эскапизма, разумеется, им тоже были свойственны.

И, наконец, очень важно, что определенная часть элементов старообрядческой системы эскапизма была не выработана ими самопроизвольно, а навязана сложившейся с середины XVII в. и продолжающейся в последующее время ситуацией — конфессиональной и политической.

История изучения старообрядчества сложна и противоречива. В последние десятилетия достигнуты значительные успехи и в публикации текстов, и в исследовании важнейших вопросов блестящей полемической литературы, созданной лидерами старообрядчества в XVII–XVIII вв. Теперь уже даже в популярных изданиях и школьных учебниках не пишут просто о консервативном невежестве и изуверстве старообрядцев. Исследования филологов и историков помогли обоснованнее понимать сложный конфессионально-политический и социально-экономический клубок проблем в сочетании с многочисленными войнами и восстаниями «бунташного века» (как давно уже называют XVII в.) на фоне процессов, происходивших во многих странах Европы в XVI–XVII вв., как своеобразную и даже причудливую Реформацию — Контрреформацию.[1042]

Вожди старообрядчества очень отчетливо вырисовались как замечательные знатоки старорусской письменной традиции, ее связей и взаимоотношений со старовизантийской традицией. Прямые наследники первого поколения лидеров старообрядчества, руководители Выгорецкого общежительства дали первые в истории русской филологии образцы текстологического анализа, создали рукописный центр, сопоставимый по количеству богословских и даже светских сочинений, расходившихся по всей России, только с московским Печатным Двором середины XVII в.[1043] Хорошо известно, что грамота была распространена в старообрядческой среде шире, чем в русских селениях, стоявших в стороне от старообрядческого движения. Все это решительно заставляет расстаться со стремлением некоторых ученых XIX и даже XX в. представлять раскол лишь как расхождение с Патриаршей Церковью по чисто обрядовым моментам, таким как троеперстие, сугубая аллилуйя, обхождение амвона «посолонь», 8-конечная форма креста, написание титла на нем, изображение имени Христа в виде «Иисус» и т. д.