Русская поэзия XVIII века

   Сию сатиру вам, дворяня, приношу!
   Ко членам первым я отечества пишу.
   Дворяне без меня свой долг довольно знают,
   Но многие одно дворянство вспоминают,
   Не помня, что от баб рожденным и от дам
   Без исключения всем праотец Адам.
   На то ль дворяне мы, чтоб люди работали,
   А мы бы их труды по знатности глотали?
   Какое барина различье с мужиком?
   И тот и тот ― земли одушевленный ком.
   А если не ясняй ум барский мужикова,
   Так я различия не вижу никакого.
   Мужик и пьет и ест, родился и умрет,
   Господский также сын, хотя и слаще жрет
   И благородие свое нередко славит,
   Что целый полк людей на карту он поставит.
   Ах, должно ли людьми скотине обладать?
   Не жалко ль? Может бык людей быку продать?
   А во учении имеем мы дороги,
   По коим посклизнуть не могут наши ноги:
   Единой шествуя, вдали увидя дым,
   Я твердо заключу, что там огонь под ним.
   Я знаю опытом, пера тяжеле камень,
   И льда не вспламенит и жесточайший пламень;
   По счету ведаю, что десять ― пять да пять;
   Но это не верста, едина только пядь:
   Шагнуть и без наук искусно мы умеем,
   А всей премудрости цель дальную имеем,
   Хотя и вечно к ней не можем мы дойти,
   Но можем на пути сокровищи найти.
   Перикл, Алькивияд[502]

наукой не гнушались,   Начальники их войск наукой украшались;
   Великий Александр и ею был велик,
   Науку храбрый чтит венчанный Фридерик[503];
   Петром она у нас Петрополь[504] услаждает,
   Екатерина[505] вновь науку насаждает.
   Не можно никогда науки презирать,
   И трудно без нея нам правду разбирать.
   Мне мнится, на слепца такой судья походит,
   Младенец коего, куда похочет, водит.
   На то ль кому судьба высокий чин дала,
   Чтоб он подписывал, подьячий вел дела?
   Такою слабостью умножатся нам нищи,
   Лишенны им навек своей дневныя пищи.
   Подьячий согрешит или простой солдат:
   Один из мужиков, другой из черни взят,
   А во дворянстве всяк, с каким бы ни был чином,
   Не в титле ― в действии быть должен дворянином,
   И непростителен большой дворянский грех.
   Начальник, сохраняй уставы больше всех!
   Дворянско титло нам из крови в кровь лиется;
   Но скажем: для чего дворянство так дается?
   Коль пользой общества мой дед на свете жил,
   Себе он плату, мне задаток заслужил,
   А я задаток сей, заслугой взяв чужею,
   Не должен класть его достоинства межею.
   И трудно ли сию задачу разрешить,
   Когда не тщимся мы работы довершить,
   Для ободрения пристойный взяв задаток,
   По праву ль без труда имею я достаток?
   Судьба монархине велела побеждать
   И сей империей премудро обладать,
   А нам осталося во дни ея державы
   Ко пользе общества в трудах искати славы.
   Похвален человек, не ищущий труда,
   В котором он успеть не может никогда.
   К чему способен он, он точно разбирает:
   Пиитом не рожден, бумаги не марает,
   А если у тебя безмозгла голова,
   Пойди и землю рой или руби дрова,
   От низких более людей не отличайся
   И предков титлами уже не величайся.
   Сей Павла воспитал,[506] достойного корон,
   Дабы подобен был Екатерине он;
   С Спиридовым[507] валы Орловы[508] пребегают   И купно на водах с ним пламень возжигают;
   Голицын[509] гонит рать, Румянцев[510] ― наш Тюренн[511],   А Панин[512] ― Мальборуг[513] у неприступных стен;   Подобно Еропкин[514] в час бдения не дремлет,
   И силу дерзкия Мегеры он отъемлет.[515]
   А ты, в ком нет ума, безмозглый дворянин,
   Хотя ты княжеский, хотя господский сын,
   Как будто женщина дурная, не жеманься
   И, что тебе к стыду, пред нами тем не чванься!
   От Августа[516] пускай влечен твой знатный род, ―
   Когда прекрасна мать, а дочь ея урод,
   Полюбишь ли ты дочь, узришь ли в ней заразы,
   Хотя ты по уши зарой ее в алмазы?
   Коль только для себя ты в обществе живешь,
   И в поте не своем ты с маслом кашу ешь,
   И не собой еще ты сверх того гордишься, ―
   Не дивно ли, что ты, дружочек мой, не рдишься?
   Без крылья хочешь ты летети к небесам.
   Достоин я, коль я сыскал почтенье сам,
   А если ни к какой я должности не годен, ―
   Мой предок дворянин, а я не благороден.