Русская поэзия за 30 лет (1956-1989)

Третья часть — "Медный век". Традиции века серебряного а с ними и вообще национальные поэтические традиции подхватило поколение, созревшее в послевоенном подполье нашей литературы. Выскочило оно, как чортик из табакерки, поднесенной стране Хрущевым. Россия чихнула, да так, что снова водворить тишину уже не смог никто. После безвременья, после полного отсутствия читательского интереса к современной поэзии, за¬лы и аудитории наполнились молодежью, слушавшей своих поэтов.

Серебряный век был очень долго полузапрещен, полузабыт (заставили-таки!), а классика, официально состоявшая из Пушкина, Лермонтова, и Некрасова, к коим старались добавить Маяковского, так была заболтана и проедена молью советской школы, что ее не читали — ее в классах "проходили" и отмахивались…

Интерес к поэзии в конце пятидесятых вырвался лавой из дремавшего вулкана, несмотря на бешеное сопротивление и массовое стукачество растерявшихся "ровесников октября",уже не имевших силы тащить и не пущать молодых, рвавшихся на эстрады. Новые поэты выступали много больше, чем печатались. Старшие за это завистливо и презрительно звали их эстрадниками, еще крепче вцепляясь в свои редакции и издательства. Но историческая роль новых, этих бунтарей несомненна, хотя бунт их и был милостиво дозволен цензурой, Но уже «цензурой хрущёвской, метавшейся от нехватки точных директив» (А.Галич)

Сразу проявилось разнообразие личностей, вкусов, форм…Стандартность никем не читаемых лукониных дудиных и софроновых сменилась всеобщей несхожестью. Вместо полка пиитов, идущих в "рабочем строю за тряпкой с силуэтом Маяковского, возникла пестрая толпа талантов, больших и малых, но почти всегда своеобразных.

Правда, и десятилетия не прошло, как поколение расслоилось: "одни — в никуда, а другие — в князья", одни стали официальными, не потеряв (или потеряв, порой) себя, другие — ушли в самиздат, третьи — в эмиграцию. Те, кто продолжал как-то существовать в официальной литературе, не продаваясь, но и не замолкая, порой взбрыкивали, но их партия не закрывала насовсем: они служили примером терпимости и даже "демократичности" того или иного генсека…

После шока 56 года власти оправились, и 68 год, давший новое поколение поэтов, оказался не только годом вторжения в Чехословакию. Новое поколение было встречено отреставртрованной и отлакированной ждановской дубиной. Процесс над И. Бродским одно из событий, устроенных специально для того, чтоб сказать: «еще раз что-то подобное "медному веку" не пройдет».

Новое поколение, выросшее в кружках и литобъединениях, которыми руководили бывшие бунтари "медного века", вышло на поверхность в свою очередь, но весьма странным образом: судьба его — самая необычная в истории мировых литератур. Отброшенное в «догутенберговские времена», оно оказалось почти полностью непечатное, самиздатское поколение. Нет явления более противоестественного, чем эта новая поэ¬зия. Если поколение медного века вышло на эстрады и в печать, то новых поэтов "ровесники октября", оправившись от шока 56 года, сумели с помощью евтушенок и рождественских удержать в положении „молодых и начинающих до седых волос. Все пути, кроме самиздат и тамиздата для них были закрыты, а эта оставшаяся возможность требовала некоторой смелости и немалых душевных сил… Это наложило отпечаток на их творчество.

Это поколение официально не существовало до самой "перест(р)ойки и гласности».. Если его и замечали, то звали неодобрительно "тихими лириками", а такие ренегаты "медного века", как Евтушенко и в стихах и в прозе травили их.

Официально в качестве "молодых" в советской литературе до конца восьмидесятых годов ходили усмиренные, давно седые мальчики "медного века". Иные из них, наконец, каясь в своем бунтарском прошлом, получили куски у руководства литературой, которыми состарившиеся "фронтовики" с ними весьма неохотно делилось…

И вот вопрос, которого не обойти: можно ли отделить официальную советскую литературу от неофициальной русской тех времён?? И надо ли их в свою очередь отделять от тамиздатской? Короче — одна, две, или может быть четыре русских литературы? Я уверен. что любое разделение такого рода — фальшиво. Идеологическими ли мотивами оно продиктовано, или зудом теоретического новаторства это всё равно досужие выдумки: грани между самиздатом, тамиздатом, официальной литературой и проскакивавшей по недосмотру, проходило через творчество одного поэта, и порой даже резало на части одно стихотворение! Взаимопереходы официальной литературы, тамиздата и самиздата учету не поддаются.

Итак книга состоит из четырех главных частей: «Последние из могикан». «Пропавшее поколение», «Медный век» и «Тайная свобода».

В книге была ранее отдельная глава о некоторых интересных поэ-переводчиках, но это теперь достойно отдельной книги

ПРИМЕЧАНИЕ