Русская религиозная философия

В это время он уже является активным церковным деятелем, секретарем Всероссийского Церковного Собора, составляет важнейшие документы. Собор этот не мог состояться до революции, поскольку старое правительство и обер–прокуроры этому препятствовали, поэтому в течение многих поколений Соборы не созывались. И вот в 1917 г., после падения самодержавия, Временное правительство разрешает открыть Собор в Кремле. На нем избирают патриарха Тихона, ныне причисленного к лику святых. Он высоко ценит Сергея Николаевича Булгакова, и когда тот обращается к нему с просьбой о рукоположении в священный сан, святитель отвечает: «Сергей Николаевич, Вы нам в сюртуке больше нужны». Он имел в виду, что общественная, политическая, научная, публицистическая, философская деятельность Булгакова была для патриарха очень важна. Но Сергей Николаевич продолжал настаивать, и вскоре, уже в самые революционные дни, совершается рукоположение Булгакова.

По поручению святителя Тихона его рукополагает епископ Федор, и Булгаков описывает, как он впервые шел, окрыленный, после того как стал священником. Это было как будто возвращение к его исконному призванию, к его собственной природе.

Но события развиваются бурно, они становятся все более и более трагическими. Булгаков с семьей — у него жена, дети (один мальчик умер в раннем возрасте; Булгаков это очень тяжело переживал, нашел утешение в Оптиной пустыни, куда он потом любил ездить) — уезжает в Крым. Там он пишет философскую драму «На пиру богов»: собирает вокруг стола разных людей, они обсуждают судьбу России. «На пиру богов» — это реминисценция из стихотворения Тютчева:

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые:
Его призвали всеблагие,
Как собеседника на пир.

— боги призвали его на пир, посмотреть, что происходит в мире. В конце концов ему приходится покинуть Россию и вместе с эмигрантами отправиться в Константинополь. Та же самая судьба, которая вам всем знакома по прекрасной кинокартине «Бег», созданной по мотивам книги другого Булгакова. Сергей Николаевич — в Константинополе. Страданий много, сын остался в России; он не знает, что с ним случилось. Сын так и остался тут, он женился на дочери Михаила Васильевича Нестерова, знаменитого художника, и прожил еще долго, хотя жизнь его была, естественно, непростая. Нестеров и написал Булгакова там, у нас, в Сергиевом Посаде, где он часто бывал.

Потом — глубочайший церковный кризис сердца! Первое: русское церковное руководство не справилось с революционной ситуацией, все упустило из рук. Он приезжает в Константинополь, встречается с греческим церковным руководством: оно совершенно коррумпировано, оно совершенно равнодушно, оно являет собой картину полной деградации. И в тайных строках дневника Булгаков пишет, что Восток гибнет, единственная сила в Церкви остается только на Западе. Он на грани того, чтобы войти в католическую юрисдикцию. Но потом в конце концов побеждает его вера в Церковь: нет, Церковь в катастрофическом кризисе, но на Востоке она все-таки не погибла. С этой верой он и утверждает свой путь в Западной Европе.

Сначала он в Берлине, потом — в Париже. В Париже в это время митрополит Евлогий — епископ, возглавлявший эмиграцию, который не хотел примыкать ни к правым, монархистам, ни к просоветским группировкам, хотел сохранить нейтральную линию, — вошел в подчинение константинопольскому патриарху. Вот эта церковная евлогианская группировка и основала Свято–Сергиевский институт в Париже. Там Булгаков служит в церкви, преподает, ведет кафедру догматического богословия, там он создает свои грандиозные произведения, уже в сфере богословской.

Художественное чутье толкает его на эстетический путь. Его огромные книги, написанные за рубежом, — это как бы своего рода иконостас. В центре — трилогия о богочеловечестве: три огромных тома «Агнец Божий», «Утешитель» (о Духе Божьем), «Невеста Агнца» (о Церкви). По сторонам — книга об ангелах, личная, таинственная книга «Лествица Иакова», книга о почитании Иоанна Крестителя — «Друг Жениха», о почитании Девы Марии — «Купина Неопалимая», об апостолах — «Петр и Иоанн — первоверховные апостолы», книга об иконописи. Не оставляет он и философии, тогда же опубликованы «Трагедия философии», «Философия имени». Уже посмертно были опубликованы его комментарии к «Апокалипсису» Иоанна. У него было 80 записанных проповедей, большая их часть теперь уже издана посмертно.

Булгаков был человеком, пробившим первую брешь в диалоге между христианами. Когда начались первые конференции, конгрессы Всемирного Совета Церквей, Булгаков представлял там Православную Церковь. Я читал его дневники: как он волновался, когда шел — впервые! — на эти контакты, к которым мы теперь более или менее привыкли. Он свидетельствовал о ценностях и духовных традициях православия — в Лозанне и других городах, где собирались эти конференции.