Многие десятилетия после его смерти имя его у нас не упоминалось. Скажем, в философском словаре, вышедшем в 1952-1953 гг., вы не найдете имени Булгакова. Впервые оно появляется лишь в философской энциклопедии 1960–х годов — краткая справка. И вот сейчас совершается его возвращение к нам. Правда, возвращение более медленное, чем возвращение Владимира Соловьева, Николая Бердяева и других философов. Потому что Булгаков во второй половине своей жизни больше внимания уделял проблемам собственно богословским, а не философским. Поэтому издание его трудов, вероятно, должно быть делом церковных академических инстанций и учреждений. Но, так или иначе, заговор молчания кончился, так или иначе, величественная, светлая фигура этого кроткого, мудрого, просветленного человека гигантского ума, огромной веры, человека, жизнь которого была исканием, и не только исканием, но и обретением, полнотой обретения, — сегодня снова с нами.
Многие относятся к нему как к святому. Я бережно храню как реликвию некоторые предметы, лежавшие у него на столе, которыми он пользовался, и мне кажется, что духовное возрождение сегодняшнего времени происходит не только под влиянием трудов, которые он и его сподвижники оставили нам, но и под непосредственным влиянием его личности. Ибо такова привилегия великих душ — уходя из этого мира, продолжать воздействовать на него, продолжать участвовать в становлении Царства Божия на земле.
Отец Павел Флоренский
Павел Александрович Флоренский
Подробно, в деталях, рассказать о литературной, научной и философской работе такого человека, как Павел Александрович Флоренский, едва ли возможно за десять встреч, а тем более — за одну. Но задача моя будет проста. Как и в предыдущие наши встречи, я хотел бы, чтобы вы почувствовали, увидели образ этого человека, стиль его мышления, могли бы окинуть взором его творческий и жизненный путь. Это фигура особая. Особая по своей судьбе. Потому что большинство русских религиозных мыслителей, о которых мы с вами говорили, были изгнаны или добровольно покинули отечество, и судьба их была связана с русской эмиграцией. Флоренский был одним из немногих, кто остался здесь. Кроме того, Флоренский — это человек, которого никак нельзя однозначно охарактеризовать. Инженер? — да, тридцать патентов на изобретения в советское время. Философ? — да, один из ярчайших интерпретаторов платонизма, один из ярчайших русских платоников. Поэт? — да, может быть, не крупный, но все-таки создававший стихотворения и выпустивший книгу стихов, друг Андрея Белого, росший в атмосфере символистов. Математик? — да, ученик знаменитого профессора Бугаева (отца Андрея Белого), создавший очень интересные концепции в этой области; человек, который одновременно со знаменитым теперь петроградским ученым Александром Фридманом и независимо от него пришел к идее искривленного пространства. Фридман — отец теории расширяющейся Вселенной, которую он построил на основании уравнений Эйнштейна. И Флоренский очень близко подошел к этой теории точно в то же время, в 1922 г., работая совершенно в другой части страны.
Мысль Флоренского простиралась на историю искусства, что было, можно сказать, его второй профессией (или третьей, или десятой). Флоренский был эрудитом. Протоиерей Василий Зеньковский, автор монументальной «Истории русской философии», говорит о его давящей учености. Люди, которые знали Флоренского, рассказывали мне, что можно было получить от него обстоятельный ответ практически на любой вопрос в самых различных областях гуманитарных и технических наук. Флоренский был утонченным богословом. Флоренский — историк; хотя историческая тема мало присутствует в его произведениях, но он историк–археолог, он автор многочисленных небольших монографий, статей по исследованию древнерусского, средневекового творчества, иконописи, мелкой пластики. Неутомимый труженик, человек, которого уважал и ценил Вернадский. Они шли в одном русле научных исследований. Вернадский шел как бы сверху, от целостного, глобального видения; Флоренский шел снизу, в поисках этого глобального видения.
К сожалению, не все еще опубликовано из произведений Флоренского. Но сегодня можно сказать, что это фигура, безусловно, огромного масштаба, хотя и вызывавшая и до сих пор вызывающая споры. А споры вызывали все — и Пушкин, и Леонардо да Винчи. Тот, о ком не спорят, никому не интересен.