Русская революция глазами современников. Мемуары победителей и побежденных. 1905-1918

Я думал про себя, что, может быть, все это — какая-то дикая авантюра. Как могут комитеты из рабочих и солдат, пусть даже они пользуются молчаливой поддержкой голодных масс, уставших от войны, успешно противостоять техническому аппарату чиновников и агентов иностранных финансов? Пусть восставшие рабы блестяще доказали, что у масс есть отвага и надежда, перед лицом таких огромных сложностей они конечно же обречены. России вряд ли удастся избежать судьбы Карфагена. Она станет, говоря языком Библии, рубить лес и черпать воду для финансовых магнатов современной России и Западной Европы. И я убедился, что такая точка зрения господствовала даже в кругах, очень близких к большевикам. На Садовой я встретил знакомого, который работал вместе с Максимом Горьким в его газете «Новая жизнь». «Большевики сделали большую ошибку, такими методами захватив власть, — сказал он, — и скорее всего, они не смогут удержать ее, если к ним не придут на помощь более умеренные демократические партии». В то время воззрения русской прогрессивной интеллигенции были очень сходны со взглядами сторонних наблюдателей. «В конце недели, — писал я вечером сообщение в «Манчестер гардиан», — можно было наблюдать, что правое крыло большевиков не испытывает удовлетворения демагогической тактикой Ленина и Троцкого, которые контролируют новый Совет народных комиссаров. Единственное решение связано с надеждой на успех, если умеренные крестьянские партии пошлют своих представителей в революционное правительство и окажут на него умиротворяющее воздействие. Ведь и среди самих большевиков существуют различия. Умеренное крыло склонно сформировать коалицию из министров-социалистов. Но Ленин и Троцкий, похоже, готовы предстать в виде дешевого издания Робеспьеров».

Но на следующий день (10 ноября) в воздухе стали носиться совсем другие настроения. Словно в первый раз за много месяцев в стране появилась политическая сила, которая знала, чего она хочет. Это очень ясно чувствовалось в обыкновенных разговорах на улицах. Рядом с цирком «Модерн» собралась огромная толпа, перед которой должны были выступить делегаты съезда Советов. Оживленно обсуждали положение дел группы горожан из низших слоев среднего класса, бедные студенты, мелкие торговцы и все городские элементы, которые в России идут скопом под названием «мещане». Ни слова не было сказано о тех жестоких методах, с помощью которых большевики пришли к власти. Поступки, которые потрясли нежные чувства интеллектуалов, не обеспокоили уличных политиков-реалистов. Смогут ли они накормить город и покончить с войной? Вот этот вопрос все время висел в воздухе. Ни царское правительство, ни Керенский с этим не справились. «Дать этим людям шанс» — вот какие слова слышал я со всех сторон. Класс мелких торговцев и большая часть квалифицированного пролетариата, которые все лето были настроены очень враждебно к большевикам, в данный момент по своей воле перешли на позиции благожелательного нейтралитета».

«Революции приходят и уходят, но вовлекают лишь малую часть из 170 миллионов населения России, по крайней мере, в настоящее время», — заметил Горький в своих «Фрагментах из моего дневника».

«Март 1917 года (Петроград)

Машины, разбрызгивая грязь на стены и обливая прохожих, с грохотом носились по улицам. Они были до предела набиты солдатами и матросами и щетинились стальными иглами штыков, словно огромные разъяренные дикобразы. То и дело слышались звуки перестрелки. Революция! Русский народ был полон суеты, возбужденный этой новообретенной свободой; он пытался овладеть ею, но она как-то ускользала от него.

Садовник в Александровском саду был занят своей одинокой работой — коренастый мужчина лет пятидесяти. Старательно и молчаливо он убирал опавшие прошлогодние листья и мусор с дорожек и клумб, а также сметал свежий снег. Он не проявлял ни малейшего интереса к суматохе, которая кипела вокруг него, и оставался глух к завываниям клаксонов, к крикам, песням и выстрелам. Он даже не поднимал глаз на красные флаги. Я наблюдал за ним, желая увидеть, заметит ли он наконец беготню людей рядом с ним, блеск штыков в кузовах машин. Но, занятый своей работой, он продолжал ее с упорством крота. Может, он, как и крот, был слеп.

19 июля 1917 года

Солдаты в стальных шлемах, только что отозванные с фронта, окружали Петропавловскую крепость. Они лениво бродили по мостовым и в парке, таская за собой свои пулеметы. Их винтовки небрежно свисали с плеч. Время от времени кто-нибудь из них добродушно сообщал прохожим:

— Бегите отсюда, тут стрельба начнется!

Обыватели возбужденно ожидали боевых действий и молча следовали за солдатами; с лисьей хитростью они перебегали от дерева к дереву и старательно вытягивали шеи, глядя перед собой.

Цветы в Александровском саду растут по обочинам дорожек, и садовник ухаживает за ними. На нем был чистый передник, и в руках он держал лопату. Занятый своим делом, он смотрел на зевак и солдат так, словно они были стадом овец.