Русская революция глазами современников. Мемуары победителей и побежденных. 1905-1918

— Куда лезете, куда? Нешто трава для того, чтобы вы ее топтали? Что, места нет на дорожке?

Бородатый железноголовый крестьянин в солдатской форме, держа ружье под мышкой, сказал садовнику:

— Сам поглядывай, старик, а то, глядишь, мы и тебя подстрелим.

— Да неужто? А вот попробуй! Те еще стрелки…

— Ты что, не знаешь, что война идет? А на войне всякое бывает.

— И здесь тоже? Вот и занимайтесь своими драками, а я буду делать свою работу. — И затем, вытащив из кармана резак, он проворчал: — Лезут, куда вам не положено…

— Это война.

— А я-то тут при чем? Пусть воюют те, кому нравится, помощников у вас хватает, а я один-одинешенек занимаюсь своей работой. Ты бы лучше свое ружье почистил, все в ржавчине.

Раздался свист, и солдат, так и не успевший прикурить папиросу, которую держал в зубах, торопливо сунул ее в карман и побежал меж деревьев.

Садовник с отвращением плюнул ему вслед и гневно крикнул:

— Какого черта ты по траве бегаешь? Что, другого места найти не можешь?

–

Осень 1917 года

Садовник неторопливо шел по дорожке, таща на плече лестничку, а в руках — садовые ножницы. То и дело он останавливался, чтобы срезать сухие ветви по краям дорожки. Он заметно похудел — точнее, почти усох, одежда висела на нем, как парус на мачте в безветренный день. Ножницы гневно и хрипло щелкали, срезая голые ветви.

Глядя на него, я не мог отказаться от мысли, что ни землетрясение, ни наводнение не помешают ему выйти на работу. И если трубы архангелов, которые возвестят о дне Страшного суда, не будут блестеть, как полагается, я совершенно уверен, он отругает архангелов точно таким же голосом, как отругал солдата:

— Ты бы лучше почистил эти свои трубы, все грязные…»

Послесловие к революции

Если в Петрограде большевики торжествовали победу, то их беды в остальной части страны только начинались. После своего бегства Керенскому удалось собрать вокруг себя небольшой отряд казаков. 9 ноября он во главе их двинулся к Петрограду, поставив перед собой первой целью Царское Село.

В это же время и Джон Рид, как всегда оказавшись в центре событий, прибыл в Царское Село. Когда кризис был близок к своему пику, он встретился с двумя русскими, которые вели жаркий спор на тему, что представляет собой новое правительство большевиков.

«Мы пошли в город. У выхода из вокзала стояло двое солдат с винтовками и примкнутыми штыками. Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов. Вся эта толпа набрасывалась на них с криками и бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети.

Атаку вел высокий молодой человек в студенческой форме, с очень высокомерным выражением лица.

«Я думаю, вам ясно, — вызывающе говорил он, — что, поднимая оружие против своих братьев, вы становитесь орудием в руках разбойников и предателей».

«Нет, братишка, — серьезно отвечал солдат, — не понимаете вы. Ведь на свете есть два класса: пролетариат и буржуазия. Так, что ли? Мы…»

«Знаю я эту глупую болтовню! — грубо оборвал его студент. — Темные мужики вроде вот тебя наслушались лозунгов, а кто это говорит и что это значит — это вам невдомек. Повторяешь, как попугай!..» В толпе засмеялись… «Я сам марксист! Говорю тебе, что то, за что вы сражаетесь, — это не социализм. Это просто анархия, и выгодно это только немцам».

«Ну да, я понимаю, — отвечал солдат. На лбу его выступил пот. — Вы, видно, человек ученый, а я ведь простой человек. Но только думается мне…»

«Ты, верно, думаешь, — презрительно перебил студент, — что Ленин — истинный друг пролетариата?»

«Да, думаю», — отвечал солдат. Ему было очень тяжело.

«Хорошо, дружок! А знаешь ли ты, что Ленина прислали из Германии в запломбированном вагоне? Знаешь, что Ленин получает деньги от немцев?»

«Ну, этого я не знаю, — упрямо отвечал солдат. — Но мне кажется, Ленин говорит то самое, что мне хотелось бы слышать. И весь простой народ говорит так. Ведь есть два класса: буржуазия и пролетариат…»

«Дурак! Я, брат, два года высидел в Шлиссельбурге за революцию, когда ты еще стрелял в революционеров да распевал «Боже, царя храни»! Меня зовут Василий Георгиевич Панин. Ты обо мне никогда не слыхал?»

«Не слыхал, извиняюсь… — смиренно отвечал солдат. — Я ведь человек неученый. Вы, должно быть, большой герой…»

«Вот именно, — уверенно заявил студент. — И я борюсь с большевиками потому, что они губят Россию и нашу свободную революцию. Что ты теперь скажешь?»

Солдат почесал затылок. «Ничего я не могу сказать! — Его лицо было искажено умственным напряжением. — По-моему, дело ясное, только вот неученый я человек!.. Выходит словно бы так: есть два класса — пролетариат и буржуазия…»

«Опять ты с этой глупой формулой!» — закричал студент.

«…только два класса, — упрямо продолжал солдат. — И кто не за один класс, тот, значит, за другой…»

В середине экскурсии по дворцам Царского Села Рид случайно попал в лагерь антибольшевистских сил, но благодаря своей обычной удачливости и старорежимной вежливости какого-то царского офицера благополучно выпутался из неприятностей: