Русская революция глазами современников. Мемуары победителей и побежденных. 1905-1918

— Все здравствуют. В полном порядке. Папаша ваш, кажется, дома.

И все-таки у меня дрожит рука, когда я нажимаю кнопку звонка. Удивительно, почему не сразу открывают дверь. Звоню еще раз, и дверь медленно приотворяется.

— Папа! Это я… Как вы тут?..

Отец не сразу отвечает. Неужели он так недоволен моим возвращением? Он настороженно глядит, озабоченно прислушивается и проверяет, хорошо ли заперта дверь. Только тогда он говорит мне:

— Ну что же, пойдем в столовую, там у нас гости. И мать там.

Ах, вот в чем дело! У нас гости! Верно, товарищи зашли к отцу. А я ворвалась так неожиданно. И, уже успокоенная, я иду в столовую.

У обеденного стола сидят люди. В доме у нас я их вижу впервые. Но того, к кому первому подводит меня отец, я узнаю сразу. Он сидит на диване без пиджака, в жилете и светлой рубашке с галстуком (в комнатах в этот невыносимо жаркий день очень душно). Внимательно прищурившись, он глядит на меня.

— Познакомьтесь, Владимир Ильич. Моя старшая дочь — Нюра.

Стараясь принять спокойный, совсем спокойный вид, я пожимаю руку Ленину.

И сразу все вздорные разговоры, которые я слышала в поезде, в трамвае, на улице, приходят мне в голову. Бежал в Кронштадт, прячется на миноносце! А он здесь, в наших комнатах на Рождественке, в самом центре Питера. И я решаюсь передать Ленину всю ту нелепую болтовню, которую только что слышала.

— Не ожидала вас встретить у нас. Ведь в поезде говорили, что вы бежали в Кронштадт, прячетесь на миноносце. Правда, правда… Вас видели в Кронштадте и на миноносце тоже…

— Ха-ха-ха!.. — заразительно весело, откидываясь всем телом назад, смеется Ленин. — Так говорите — на миноносце?.. Ну что ж, и превосходно! Еще один вариант моего бегства. Очень хорошо, что меня видели в Кронштадте. Как вы думаете, товарищи?

Владимир Ильич заставляет меня повторить все, что я слышала в дороге. Он расспрашивает, что я заметила на улицах, как выглядит сегодня Петроград. После напряжения целого дня я совсем успокаиваюсь и, разговаривая с Лениным, оживаю, смеюсь, забываю свои недавние страхи…

Владимир Ильич так прост, так подкупающе внимателен, с таким искренним любопытством задает он вопросы и слушает меня, как будто я совсем, совсем ему равная.

— Какой же он замечательный, какой замечательный! — говорю я маме, когда мы выходим в кухню.

— О, это такой человек!.. Такой… — Мама, как и я, не находит слов. — Он второй день у нас. Я у Полетаевых его встретила. Говорили, что Ленину там оставаться небезопасно. Керенский его хочет арестовать. Предлагали ему сдаться добровольно. Но он категорически отказался. Иосиф тоже против. Решили, что он на время скроется. Теперь по всему городу ищут его. Какое счастье, что мы на новой квартире и никто не знает нашего адреса».

Ввиду того что в столице нарастало беспокойство, было принято решение, что царскую семью необходимо переправить из Царского Села в провинциальный сибирский город Тобольск, где, как можно было надеяться, они будут в безопасности от бушующей петроградской толпы. Европейскую часть России они пересекли в поезде под японским флагом. Княгиня Палей описывает их печальное прощание…

«Отъезд был намечен на час ночи 13 августа. Керенский носился взад и вперед — он то приказывал подать поезд, то отменял его, то есть вел себя в своей дерганой непредсказуемой манере. Когда император и его семья прослушали напутственный молебен, который отслужил придворный священник, и в последний раз приложились к иконе Святого Знамения Богородицы… они сели, уже одетые по-дорожному, и стали терпеливо ждать. Император, который привык отдавать приказы, теперь подчинился силе обстоятельств. Они оставались в таком положении до шести часов утра, измученные усталостью и переживаниями. Они оставляли дом, в котором жили с момента женитьбы, дом, в котором родились их дети и где они были счастливы; они расставались со своими верными слугами, которые, прощаясь, безудержно плакали. Они расставались со счастьем прошлых дней и отправлялись в неизвестную глушь, непостижимо далекую, такую холодную и печальную.

…Наконец в шесть утра Керенский, как всегда, важничая, объявил, что «все готово». Царской семье были поданы какие-то неописуемые автомобили — прекрасными императорскими машинами уже пользовались члены Временного правительства, — в которых они и проделали между шпалерами революционных солдат небольшой путь от Александровского дворца до Царского павильона. Император, у которого оставалось не так много денег, верный своей неизменной доброте, раздал по пятьдесят копеек каждому из солдат за то, что их подняли в середине ночи. А тут ведь стояло несколько сот человек…