Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

Прусский офицер Генштаба Альбрехт фон Тер, к началу русско-японской войны несколько месяцев ездивший по западным российским гарнизонам, пришел к выводу, что войсковые части западных губерний «почти начисто лишены пехоты и артиллерии, следовательно, западная граница России прикрыта лишь лоскутком кавалерии». По возвращении Тер представил доклад начальнику Генерального штаба графу фон Шлиффену и тогдашнему генерал-квартирмейстеру, будущему начальнику Генштаба Хельмуту фон Мольтке. При этом произошел характерный инцидент. Тер высказал перед Мольтке мнение, что, пока русские силы связаны на Дальнем Востоке, настал благоприятный момент, чтобы свести германские счеты с Францией, т. е. напасть на Францию. Мольтке отругал его за «подобный совет… о превентивной войне с Францией», означающей «вероломство, измену нашему старому вернейшему союзнику России», и распрощался с молодым прусским офицером «немилостиво». Тер, зная, что граф фон Шлиффен в этом вопросе уже склоняется к другому ответу, пожаловался начальнику своего отдела, тогда полковнику, а позже военному министру Герману фон Штайну, на форму устроенного ему выговора и добился признания своей правоты по данному вопросу (но не по существу дела)[61].

Пробудившуюся у ряда немецких военачальников заинтересованность в использовании временной слабости России усилило заключение «Сердечного согласия» (Entente Cordiale, Антанты) между Францией и Англией (8 апреля 1904 г.), которое в 1907 г. расширилось благодаря вступлению России, превратившись в Тройственную Антанту. Скрытые устремления Антанты, казалось, подтверждали растущий страх Берлина перед «окружением» и Вены — перед русским наступлением, хотя Великобритания не взяла на себя никаких формальных обязательств по военному вмешательству в случае обороны. Поэтому генштабы обеих союзных держав с облегчением констатировали, что Российская империя надолго погрязла в дальневосточном конфликте. Наблюдения, свидетельствовавшие о военной связанности главных сил русской армии на дальневосточном ТВД, вызвали в Большом генштабе оживленное обсуждение возможностей первого удара центральных держав по франко-русскому альянсу. Материалы докладов немецких военных с Дальнего Востока, говоря о слабости российских войск, как будто подтверждали осуществимость наступательной войны (которая именовалась превентивной): сперва победы над усиливающейся Францией, пока Россия, занятая на Дальнем Востоке, не сможет оказать ей действенную помощь, затем уничтожения русских западных сухопутных сил, когда их существенно обескровят ради удовлетворения возрастающих нужд восточной армии. Руководствуясь такими соображениями, начальник германского Генштаба генерал Альфред фон Шлиффен разрабатывал свой план превентивной войны[62]. До глубины души обеспокоенный складывающейся расстановкой сил и сомневающийся в способности молодого поколения политиков и дипломатов Германии справиться с теми задачами, которые она будет им подбрасывать, стареющий начальник Генштаба пришел к выводу, что рано или поздно Германской империи придется «подтвердить квалификацию» среди конкурирующих держав посредством войны и нужно сделать это поскорее, пока Россия, Франция, да и Англия, еще связаны. Шлиффен ожидал от такой войны «упрочения властных позиций империи на континенте, серьезнейшую угрозу которым видел… в англо-французском объединении, с Россией на заднем плане»[63]. Тем самым он не только шел против бисмарковского совета «не заглядывать в карты провидению» и проявлял, по мнению Бисмарка, «колоссальную глупость»[64], желая, чтобы Германия, ради предотвращения возможного когда-нибудь через несколько лет нападения, сама быстренько напала на соседей и разгромила их, «пока те не пришли в себя», т. е. совершила «некоторым образом самоубийство из-за страха смерти»[65]; он вдобавок отбрасывал существующую политическую лояльность и уважение к России как традиционному германскому партнеру, находя в ее временной слабости повод для сравнения положения Германии в июле 1905 г. с положением Фридриха Великого перед Семилетней войной. Он полагал, что Германию «окружает чудовищная коалиция», и призывал: «Сейчас мы можем вырваться из петли. Весь запад России недееспособен на годы; мы могли бы теперь разделаться с нашим злейшим и опаснейшим врагом — Францией»[66].