Русская Швейцария

В доме № 10 по этой улице располагался некогда знаменитый книжный магазин «Жорж и К0». Книготорговля была открыта базельским издателем Г. Горгом, переехавшим в Женеву. В 1865 году с ним познакомился Герцен. 1 июня 1865 года издатель «Колокола» писал о магазине «Жорж», что «склад журнала будет у него и под его управлением». На этот адрес присылали для Герцена корреспонденции из России. «Жорж» использовали как книжный магазин все поколения русской эмиграции.

На Корратри находилось здание почтамта, куда Достоевские каждый день приходили за письмами. Сюда прибегала Анна Григорьевна пораньше, чтобы незаметно от мужа взять нефранкированное письмо от матери. Здесь однажды встретились Достоевские с Огаревым. Достоевский спросил, какого врача мог бы тот ему порекомендовать, и Огарев посоветовал ему своего. Анна Григорьевна записывает в дневник: «Тот указал нам на доктора Mayor, живет на площади Molard № 4, и просил, если мы адресуемся к нему, то сказать от имени Огарева, говорил, что тот принимает к себе на дом, и тогда следует ему заплатить 2 франка, а если звать на дом, то надо дать больше, т. е. франка 3 или 4. Удивительно, как они мало получают, ну разве возможно дать хотя бы самому плохому доктору в Петербурге 1 рубль, ведь это положительно невозможно, а тут 4 франка, так и за глаза довольно».

Здесь же произошла еще одна примечательная русская встреча. Бонч-Бруевич закупил брошюровочные машины для партийной типографии и тащил их с несколькими товарищами. «Запряженные четверкой, да двое сзади, напрягая все свои силы, подошли мы к фешенебельной улице rue de Corraterie, и это совпало как раз с 12 часами дня, когда уличное оживление достигает своего апогея. Все радостные, многие с букетиками живых цветов, оживленно двигались, спеша домой, в этот обеденный час. На улицах стали мелькать знакомые лица русской колонии, и не только колонии вообще, но и социал-демократы в частности. Не могу не вспомнить того печального чувства, охватившего нас, когда я заметил, что многие, увидав нас, были шокированы нашим положением и, на минуту останавливаясь с раскрытыми глазами, мигом потом затирались в толпе, спеша отойти от нас подальше. Когда это было студенчество – мы не обращали на это внимания. Но вот прошли ростовские рабочие, успевшие приодеться в Женеве, переменить рубашки на “пинжаки” и вообще принарядиться по-европейски, и когда кто-то из нас крикнул им: “Помогли бы!” – они, не оглянувшись, словно не заметив нас (а нас нельзя было не заметить!), завернули поспешно в переулок и заторопились уйти.

– Вот как портит наших ребят буржуазная обстановка европейского города, – кто-то проговорил укоризненно, мы же вновь и вновь напрягли свои силы, чтобы совершить еще долгий утомительный путь по бесконечной rue de Carouge, которую сокращенно мы звали “Каружкой”.

– Вот так молодежь, вот так молодцы! – вдруг раздался знакомый голос. – Машину на себе везете! – изумился Георгий Валентинович Плеханов, быстро подходя к нам, чистенько одетый, с пальто на руке, совершавший свой ежедневный путь, когда он был здоров, из библиотеки домой.

– Я хочу вам помочь, – сказал он нам и готов был взяться за конец веревки.

Мы изумленно смотрели на него, – так это было неожиданно! – а я невольно вспомнил тех новоявленных заграничных щеголей из нашей же эмигрантской среды, которые, сконфуженные нашим поведением, отворачивались от нас, чтобы не раскланиваться с нами, запыленными, вспотевшими и грязными, на самой бойкой улице буржуазного квартала Женевы».

Корратри приводит нас на самую известную площадь Женевы, Плас-Нёв (place Neuve). На этой площади находится Гранд-театр (Grand The´âtre). Когда-то здесь дирижировал Чайковский, во время Первой мировой войны устраивал представления Дягилев, живший в Уши и готовившийся со своей труппой к турне по Америке. Стравинский вспоминает: «…Просили дать спектакль в Женеве в пользу Красного Креста. Случаем этим он воспользовался, чтобы показать как бы предварительную премьеру своего нового балета, и устроил в Женевском театре фестиваль музыки и танца. В нем приняла участие Фелия Литвин, открывшая этот вечер пением русского национального гимна. Я дирижировал там первый раз перед публикой фрагментами “Жар-птицы” <…> Это был также первый дебют Эрнеста Ансерме как дирижера “Русских балетов”».

В Женеве тогда же проявил себя как балетмейстер Леонид Мясин, поставив в Гранд-театр по предложению Дягилева балет «Полуночное солнце» на музыку оперы Римского-Корсакова «Снегурочка». Михаил Ларионов оформил балет в стиле русского лубка. Спектакль имел у женевской публики колоссальный успех.

По соседству с «Большим театром» расположилась консерватория, тоже имеющая давние русские связи. Уже цитировавшийся Аркомед вспоминает, что после студенческих волнений 1887 года в России «в некоторых городах Европы (Париж, Цюрих, Берн, Женева), где обучались сотни и тысячи русских студентов, устраивались общественные собрания протеста против правительства кровавого царя, выносили резолюции глубокого сочувствия и готовности всемерно прийти на помощь русскому мученическому студенчеству. Упомяну здесь о внушительном собрании, устроенном в Женеве (в зале Женевской консерватории), на котором, между прочим, выступил ученый, профессор физиологии Лозаннского университета Александр Александрович Герцен (сын знаменитого А.И. Герцена – Искандера). Собрание в своей единодушно принятой резолюции клеймило гнусную политику царского самодержавия и его палачей по отношению к русской академической жизни и студенчеству». В июне 1906 года в Женевской консерватории состоялись сольные концерты Скрябина, организованные Розалией Плехановой-Боград. Половину гонорара Скрябин передал на революционные нужды, правда, гонорар оказался невелик. «В июне я дал концерт в Женеве с громадным успехом и доходом в… 70 франков! – пишет Скрябин в одном из писем. – Газеты женевские меня превозносят». Здесь же, на Плас-Нёв, находится музей Рат (Rath), также имеющий некоторое отношение к России, а именно: это первое в Европе здание, специально спроектированное для музея, было построено женевцем на деньги, которые он вывез из России, где служил сначала воспитателем, а потом офицером. Так выглядит эта история в изложении мадам Курдюковой: