Одним из существенных факторов жизни общества к концу 80-х годов является его резкая, все возраставшая политизация. Политика пронизала собой буквально все. Не только общественную, профессионально-трудовую, но даже частную, личную жизнь человека.
Особое место заняли печать, радио, телевидение, обрушив потоки сведений, документов, а затем и их интерпретаций, до того неизвестных массовому читателю и зрителю. С публицистикой не могли конкурировать другие источники информации, в том числе и литература. Газетно-журнальный бум сменился телевизионным, достигшим апогея, когда началась трансляция заседаний съездов народных депутатов, сессий советов разных уровней. Зрители получили возможность наблюдать политическую драму жизни, творимую самими людьми. Законам массового зрелища подчиняются и зрители, и их участники. Экран телевизора зачастую становится весьма условной границей, разделяющей тех и других. Все это во многом напоминает атмосферу массовых зрелищ и театральных празднеств «ситуаций начала времен»: периода революции и гражданской войны. Политические страсти, свидетельствующие об усиливающемся расколе гражданского общества, продолжают довлеть над миром идей и разумных политических действий. Разброс мнений настолько велик и настолько подчинен эмоциям, что о беспристрастном, объективном взгляде художника нельзя и говорить.
Вместе с тем театр, еще надавно активно обращавшийся к политическим пьесам, внезапно прозревает, объявляет себя хранителем классики, ориентированной на общечеловеческие ценности. Невостребованная театром политическая драматургия уходит в тень, следствием чего является прежде всего уменьшение числа конъюнктурных произведений. Что же касается переориентации всех сторон нашего общества, в том числе его искусства и литературы на общечеловеческие ценности, то, как известно, политическая драма не чужда этим проблемам, что подтверждается произведениями М. Булгакова, В. Набокова, Л. Леонова, Б. Брехта.
Идея свободы личности, рассмотренная в различных аспектах философией, этикой, правом, пронизывает все мировое искусство. В политическую драму проблема свободы личности входит вместе с конфликтом, отражающим противостояние личности и тоталитарного государства с его изощренно разработанной системой подавления. Опубликованные за последние годы пьесы свидетельствуют о том, что в политической драме тема тоталитаризма становится ведущей. Она представлена разными направлениями, которые весьма условно можно разграничить и определить как «сталинскую» и тему ГУЛАГа. Сталинская тема пришла в драму и на сцену в пьесах М. Шатрова «Диктатура совести» и «Дальше… дальше… дальше…» и продолжена в пьесах «Вожди» Г. Соловского, «Черный человек, или Я, бедный Coco Джугашвили» В. Коркия, «Иосиф и Надежда» О. Кучкиной. Нельзя здесь не учитывать публикации в 1990 г. известной пьесы П. Вайса «Троцкий в изгнании». Как скоро выяснилось, в советской литературе уже существовали произведения на эти темы, написанные давно, но советский читатель был от их «тлетворного» влияния долго и зорко оберегаем. К нам вернулись романы и пьесы А. Солженицына, проза Ю. Домбровского, В. Гроссмана, пьесы «Колыма» И. Дворецкого, «Надежда Путнина, ее время, ее спутники» И. Малеева, «Анна Ивановна» В. Шаламова, «Брестский мир» М. Шатрова, «Тройка» Ю. Эдлиса и другие, написанные 20 или даже 30 лет назад и только сейчас опубликованные. Большинство из них написаны в традиционных формах (пьеса-хроника, документальная драма, социально-психологическая пьеса). Современное освоение этой темы драматургами неоднозначно, спорно и в художественном, и в содержательном плане. Так, автор пьесы «Вожди» Г. Соловский пытается ввести читателя и зрителя в историю психологического и политического противостояния Сталину Кирова и Орджоникидзе. Трагический по сути материал получает в пьесе неадекватное, упрошенное художественное толкование как очередной факт, подтверждающий коварство Сталина и наивность его окружения. Интересны попытки раскрыть малоизвестные «человеческие» страницы жизни вождей («Иосиф и Надежда» О. Кучкиной). Попытка О. Кучкиной показать внутреннюю драму вождя в связи с трагической судьбой его жены Надежды Аллилуевой оказалась во многом несостоятельной, так как «авторская версия событий» художественно не убедительна.