Русская стилистика - 1 (Фонетика, Графика, Орфография, Пунктуация)

Понятно, что в этом хоре участвуют и вполне грамотные люди, которые, тем не менее, подхватывают словечко низзя вместе со всеми. Оно вошло в обиход, видимо, после знаменитой миниатюры В. Полунина, высмеивающей любовь бюрократии к запретительству. Но и само общество, привыкшее к мелочной регламентации, склонно ограничивать свою самостоятельность. Попов пишет о людях, которые в экстазе самоуничижения как будто суфлируют чиновничьему аппарату, как бы еще больше ограничить их свободу: а вдруг государство что-то упустит из виду! Сведение слова нельзя к вульгарному варианту низзя не только связано со специфическими коннотациями последнего (со стороны бюрократов - удовольствие от подрезания кому-то крыльев, со стороны обывателей - стадный восторг повиновения). В этом приеме есть еще один смысл. Подлинная культура, интеллигентность состоит в умении человека говорить себе: "Нельзя" по возможно большему количеству поводов. Культура это сознательное самоограничение духовно свободного человека. Но обыватели, на все лады перепевающие оду под названием "Низзя", делают это не от избытка интеллигентности. Их поведение - "бегство от свободы". Обывательский страх перед свободой - это карикатура на самоограничение свободного человека, а словечко "низзя" - это карикатура на слово "нельзя", которое говорит себе интеллигентный человек.

Нечто подобное можно сказать об искажении слов в "тексте" Д. Пригова:

Вот избран новый Президент

Соединенных Штатов.

Поруган старый Президент

Соединенных Штатов.

А нам-то что - ну, Президент,

Ну, Съединенных Штатов.

А интересно все ж - Прездент

Соединенных Штатов.

Если первую элизию - Съединенных - можно принять за фонетический архаизм (т.е. книжный прием), то элизия Прездент откровенно вульгарна. Она дает понять, что и первая диэреза не была книжной. "Текст" олицетворяет собой образ мещанского пустословия. Во-первых, обыватели приписывают американскому "менталитету", о котором у них довольно смутное представление:

Поруган старый Президент

Соединенных Штатов.

Во-вторых, мещанин курьезнейшим образом любит порассуждать о том, чего не знает, в том числе о политике, особенно мировой. Ему нечего сказать, он пережевывает одно и то же, причем ему все равно не хватает "пространства", и приходится сокращать слова. Это сочинение может восприниматься как аллегория глупости, выходящей за всякие рамки, если, конечно, мы верно поняли его смысл. И если смысл существует - для "текстов" Пригова эта категория нетипична.

Элизии встречаются и в высоком стиле, в поэзии - напр., у А.С. Пушкина: "я, беспечной веры полн", "он был бы верн супружеской любви". Впрочем, в пушкинскую эпоху стандарты употребления таких сочетаний еще не устоялись (см.: Булаховский 1954: 10-11).

Отступления от нормативной орфоэпии часто обладают изобразительным эффектом. Напр., у М.И. Цветаевой в сонете "Встреча" (с призраком Марии Башкирцевой):

С той девушкой у темного окна

- Виденьем рая в сутолке вокзальной

Не раз встречалась я в долинах сна

разрушением "второго полногласия" создается "физическое" ощущение тесноты.

Противоположностью элизии является эпентеза, или анаптиксис, т.е. вставка в слово звука или нескольких звуков. Чаще всего анаптиксис бывает следствием разложения сонанта - рубель, корабель, смысел, иногда на него накладывается морфемная (или квази-морфемная) аналогия - психиатор (срав.: доктор, лектор) и т.п. В таких случаях он имитирует реальную - как правило, разговорную - речь персонажей. Возможны и другие функции этого приема:

Стоял в углу, плюгав и одинок,

Какой-то там коллежский регистратор.

Он (министр - А.Ф.) и к тому, и тем не пренебрег:

Взял под руку его: "Ах, Антипатор

Васильевич! Что, как ваш кобелек?

Здоров ли он? Вы ездите в театор?

Что вы сказали? Все болит живот?

Ах, как мне жаль! Но ничего, пройдет!"

(...)

И где такие виданы министры?

Кто так из них толпе кадить бы мог?

Я допущу: успехи наши быстры,

Но где у нас министер-демагог (...)

Быть может, их во Франции немало,

Но на Руси их нет и не бывало!

А.К. Толстой. Сон Попова

В первом фрагменте вставки гласных передают "вальяжность" министерской речи. Зато эпентеза в слове "министер" подчеркивает общее ироническое звучание фразы. Отметим, что в тексте есть и нормативный вариант данного слова: Вошел министр. Он видный был мужчина. По контрасту с эксплицированной нормой разложение сонанта воспринимается как откровенный стилистический прием, повышающий эмотивность текста.

Имитация социального акцента

Впрочем, на речи аристократов следует остановиться отдельно. Писатели нередко передают особенности их социального акцента: грассирование, назальный тембр и т.п. - напр.:

Старуха (...) вдруг спросила хриплым голосом:

- А что пишет кнесь Иван?

Ей никто не отвечал. Базаров и Аркадий скоро догадались, что на нее не обращали внимания, хотя обходились с нею почтительно. "Для ради важности держат, потому что княжеское отродье", - подумал Базаров.

И.С. Тургенев. Отцы и дети