В Бердичеве я явился к коменданту аэродрома, который сообщил, что питание мы будем получать с кухни команды аэродрома, а квартиры должны получить через городское управление. Комендант вызвал какого-то офицера, показавшего нам три казарменных здания, где надо было провести электричество.
В городском управлении нам дали адреса нескольких домов, где мы могли снимать комнаты у местных жителей. Вся наша группа разместилась неподалеку от аэродрома. Игорь Жедилягин и я заняли комнату в доме при бездействовавшей фарфоровой фабрике, где жила семья мастера этой фабрики. Семья с радостью сдала нам одну из четырех комнат, узнав, что мы не немцы и не западные украинцы. Дело в том, что в Бердичеве часто производились реквизиции хороших квартир и обстановки для переезжавших туда галичан. Наши хозяева давно опасались, что их обстановку и квартиру реквизируют, и потому были рады нашему приезду. Мы же с Игорем были рады, что будем жить в семье и через хозяев сможем познакомиться с другими жителями города.
В тот же день нам удалось осмотреть Бердичев. Небольшой провинциальный город, в большинстве одноэтажные дома, облупившиеся и запущенные. В центре — двух- и трехэтажные здания. Военных разрушений не видно. Население приспособилось к новым условиям жизни. Многие служили при городском управлении, какая-то часть обслуживала немецкие тыловые учреждения, порой получая вместо заработка продукты питания. Более активные и энергичные открывали небольшие торговые предприятия. Были харчевни, где съестное можно было получить редко, но самогон был всегда. Жители говорили по-украински и по-русски.
Многие дома и магазины в центре города и неподалеку от него стояли с окнами, заколоченными досками или, в большинстве, вовсе без оконных рам и дверей с наваленным внутри мусором. То, что можно было употребить на топливо, было выломано и унесено. Это были дома, в которых раньше жило еврейское население Бердичева. До занятия города немцами, многим евреям удалось эвакуироваться с советской армией. Оставшихся в городе немцы вывезли в неизвестном направлении… Об их дальнейшей судьбе мы тогда не знали.
На следующий день мы приступили к прокладке проводов, используя приобретенный в Харькове опыт. После работы каждый из нас стремился приобрести знакомых среди местных жителей. Игорь познакомился, через дочку и сына наших хозяев, с молодыми парнями и девушками в городе и начал их просвещать о жизни в другом, заграничном мире. Я в первый свободный день пошел в центр города, чтобы присмотреться к торговцам, полагая, что если люди стремятся к частной торговле, то и политически они должны быть против коллективов и зажима свободной человеческой воли.
Время было под вечер, на главной улице Бердичева прохожих было немного. В лавчонках и харчевнях посетителей тоже было мало. Мне бросилась в глаза вывеска на картоне, большими буквами по-немецки, по-украински и по-русски: «Принимаются в починку часы. Продаются будильники и часы.» Я зашел. Небольшая комната, посередине стол, на котором было разложено несколько часов и стояла пара будильников. Сидящий за столом мужчина лет сорока пяти вежливо поздоровался по-украински. Я ответил ему по-русски и он сразу заговорил на чистом русском языке. Я спросил, может ли он проверить и почистить мои часы. Взяв часы, он первым делом отметил, что они заграничные. Я сказал, что я из Югославии. Завязался разговор. Перед закрытием магазина пришла его жена. Они пригласили меня к себе, на вечеринку по случаю дня рождения жены.
Жили они в домике из трех комнат. Посреди самой большой из них стоял накрытый стол, на нем скромные закуски: соленые огурцы, соленые помидоры, селедка. Конечно, был самогон, довольно приличный. Собралось человек двенадцать. После нескольких рюмок языки развязались. Разговоры были совсем другие, чем в Киеве или Харькове. Почти все говорили о том, как лучше устроить свою будущую жизнь. Создавалось впечатление, что эти люди были вполне уверены, что большевики больше не вернутся и теперь надо становиться предприимчивыми хозяевами.
Некоторые уже занимались торговлей, другие хлебопашеством и засеяли какое-то количество земли. Узнав, что я из Югославии, расспрашивали меня про жизнь заграницей. Потом все подвыпили, начали петь и танцевать. Говорить стало невозможно, я распрощался и ушел.