Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

По своему обер-прокурор был прав: после 1846 г. старообрядцы-«австрийцы» фактически создали параллельную существовавшей в Православной Церкви иерархическую структуру. Чтобы хоть как-то нейтрализовать влияние «австрийцев», Победоносцев добился отмены старого решения 1827 г. о запрете беглопоповцам принимать переходящих к ним священников Православной Церкви. 27 сентября 1895 г. министр внутренних дел И. Н. Дурново подал Николаю II соответствующий доклад, на котором царь начертал: «Согласен». Цель была проста: избежать навязывания беглопоповцам «лжеиерархии» со стороны «австрийской секты». Мотивируя свое предложение, Дурново заявлял, что обер-прокурор сообщал ему по этому предмету свои соображения: «Решительное воспрещение беглопоповцам принимать к себе священников от Православной Церкви имело крайне неблагоприятные для Церкви и государства последствия». Если бы не это запрещение, полагал К. П. Победоносцев, «не возникла бы, конечно, ложная австрийская иерархия, причиняющая столько смуты в делах церковных и грозящая усилением оной и новыми затруднениями»[491].

Беспокойство светских и синодальных властей не было напрасным: по словам генерала А. А. Киреева, восточные патриархи грозились «признать законность бело-криницкой иерархии. Хотя [Вселенская – С. Ф.] патриархия не раз высказывалась против Амвросия босанского»[492]. Даже если считать эту угрозу всего лишь запугиванием, вызванным корыстными интересами Вселенского патриарха, то и в этом случае она не могла не иметь психологического воздействия, напоминая русским властям о неразрешенной внутрицерковной проблеме. Ведь в случае признания старообрядцев-поповцев положение Православной Российской Церкви оказалось бы очевидно двусмысленным. Понятно, что государство не могло допустить легализации «австрийцев», всеми силами стараясь разрешить старообрядческий вопрос так, чтобы не возникало необходимости проводить какие-либо крупные церковно-политические мероприятия (например, созывать Собор). На практике это означало использование по преимуществу административных методов воздействия.

Доказательством тому стало состоявшееся 5 февраля 1900 г. особое совещание под председательством обер-прокурора Святейшего Синода. Поводом к совещанию послужила записка Московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, в которой излагались проблемы, возникавшие у него при исполнении генерал-губернаторских обязанностей в связи с неразрешенностью старообрядческого вопроса. На совещание, кроме великого князя, были приглашены министр юстиции Н. В. Муравьев и управляющий делами МВД Д. С. Сипягин. Рассмотрев современное им состояние раскола, участники совещания пришли к заключению о необходимости преобразовать управление Московского Преображенского кладбища, где молились Богу беспоповцы, и приступить к преобразованию центра «австрийцев» – Рогожского кладбища. Предлагалось дополнить пятую статью закона от 3 мая 1883 г. (затрагивавшую вопрос о том, где староверам разрешалось «творить общественную молитву»), расширив возможности учреждения молелен «раскольников». Но самым главным требованием стало обращение к МВД с предложением «озаботиться приведением в точную известность, кем именно из раскольничьих наставников австрийской секты, вопреки закону 3 мая 1883 года, присвоен себе сан, титул и действия старообрядческих архиереев и затем, – указывалось в документе, – от всех сих лиц надлежит отобрать подписки в том, что они обязуются впредь не именоваться архиерейскими титулами, ни совершать недозволенных им законом служений и действий, присвоенных лишь законным иерархам Православной Церкви, с предупреждением, что нарушение сего впредь не будет терпимо»[493].

Предполагалось также усилить миссионерскую работу, увеличивать сеть церковных школ и устраивать единоверческие приходы. Император со всеми предложениями согласился. Впрочем, исполнение их было делом достаточно сложным. Существовавшая уже более 50 лет «австрийская» иерархия, конечно, не могла отказаться от собственных титулов. Следовательно, речь могла идти лишь о строгом соблюдении буквы закона от 3 мая – в российских условиях публичное наименование старообрядческих иерархов священническими титулами вполне можно было назвать «оказательством», то есть пропагандой.