Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Столь пристальное внимание к будущему Собору не могло не вызвать ответной реакции властей, в то время еще не решивших, стоит или нет спешить с этим делом. Обер-прокурор Святейшего Синода П. П. Извольский в январе 1907 г. внес на рассмотрение Совета министров свои предложения по вопросу об отношении государственной власти к Православной Церкви. В этих предложениях заявлялось, что правительство признает за Церковью полную свободу внутреннего управления и самоустроения, а также необходимость широких реформ во всех сторонах ее внутренней жизни. Проведение реформ правительство относило в ведение самой Церкви «в лице предстоявшего Поместного Всероссийского церковного Собора», содействовать осуществлению которого почитало своим долгом[764].

Впрочем, эти радужные заявления не могли радовать тех, кто внимательно следил за развитием «церковной темы» в течение последних полутора – двух лет: общие слова правительство не подкрепляло указанием на конкретные сроки. Следовательно, вопрос о созыве Собора рассматривался им чисто гипотетически. Близко стоящие к обер-прокуратуре современники могли понять это еще раньше и вовсе не из правительственных деклараций. Настроение руководителя духовного ведомства в тех условиях, в отличие от эпохи К. П. Победоносцева, не столько свидетельствовало о его личной заинтересованности или незаинтересованности в проведении церковных реформ, сколько служило показателем изменения отношения к реформам в правительственных кругах.

В этой связи показательна составленная П. П. Извольским докладная записка, адресовавшаяся государю. В записке давался краткий отчет о состоянии церковных дел после отставки К. П. Победоносцева. В записке обер-прокурор указывал, что провозглашенная необходимость возвращения «к правильному каноническому строю» подорвала авторитет его ведомства. – Тогда ожидался созыв Собора, на который и иерархией, и обществом возлагались большие надежды; патриарх должен был придать Церкви новый блеск и уврачевать все ее раны. «Однако труды Предсоборного Присутствия, – полагал Извольский, – сами по себе очень интересные, вскоре обнаружили, что в правящих кругах Церкви канонический строй понимался не как внутренняя ее самодеятельность, а как новая форма власти». Но в ожидании будущего церковная власть, по мнению обер-прокурора, не замечала настоящего, а именно происходившего на ее глазах распада церковной дисциплины[765].

Кроме того, иерархия, ранее подавленная светской властью, встала на опасный путь вмешательства в государственные дела. В качестве примера Извольский приводил статьи почаевских монахов, проповеди иеромонаха Илиодора (Труфанова), выступления Саратовского епископа Гермогена (Долганева). Священнослужители порой так резко критиковали действия правительственных чиновников и своевольничали, что складывалось впечатление, будто они оппозиционны официальным властям. Вызванные опасениями за будущее православия в России заявления правых церковных оппозиционеров грозили, по словам обер-прокурора, созданием «совершенно нового в нашей истории явления – антагонизма между духовной и светской властью, между Церковью и государством». Разрыв церковно-государственного союза, всегда олицетворявшегося в государе, считался реальной опасностью, к которой примешивалось и честолюбие некоторых иерархов, отождествлявших борьбу за свою власть с борьбой за коренные государственные начала. Тем самым, по-существу, заявлялось, что некоторые иерархи стремятся узурпировать церковные (или, шире, религиозные) права государства.

«Этой церковно-политической агитации ныне надо положить предел, – убеждал обер-прокурор императора, – напомнив Церкви, что источник власти – один, и что все в государстве должно этой власти покоряться». Считая необходимым обратить серьезное внимание власти на антиправительственные «выходки» названных клириков, Извольский полагал необходимым на некоторое время отложить мысль и о созыве Собора, и о создании такой единоличной церковной власти, «голос которой будет иметь вес и значение в делах государственных; для этого, – писал он, – Церковь в настоящее время не обладает еще ни достаточной внутренней подготовкой, ни достаточной свободой от влияния политической агитации и политических честолюбцев»[766].

Предельная откровенность обер-прокурора, однако же, не привела к официальному правительственному заявлению об отсрочке созыва Собора: данное ранее слово негоже было брать назад. Поэтому правительство и не спешило с декларациями, предпочитая при случае подтверждать свое «искреннее» желание созвать Собор. Уже зимой 1907 г. цена этого желания стала окончательно ясна. Так, посетивший столичного митрополита Антония генерал А. А. Киреев, вынес впечатление, что Собор «в виду смутного времени», откладывается на неизвестное время. Генерал был категорически не согласен с подобной постановкой вопроса, полагая, что Собор оказал бы благотворное влияние и на мирские дела[767].