Можно констатировать, что с того времени пресса постоянно, прикровенно и откровенно, писала о «старце», намекая на его всесилие, в том числе (и прежде всего) в церковных делах. Так, 14 января 1912 г. в газете «Новое время» появилась статья известного публициста М. О. Меньшикова, озаглавленная «Распутица в Церкви». В резкой форме Меньшиков писал об увольнении от присутствия в Святейшем Синоде Саратовского епископа Гермогена (Долганева). Владыка, одно время считавший Распутина высоконравственным человеком, настоящим молитвенником, в конце концов узнал о его далеко не святой жизни и потребовал удаления из царского дворца. 16 декабря 1911 г. епископ, действовавший в союзе с иеромонахом Илиодором (Труфановым), под благовидным предлогом пригласил Распутина к себе на подворье и там в присутствии еще шести человек активно «обличал» его, несколько раз ударив крестом. Агрессивно «обличали» его и присутствовавшие. Подавленный, Распутин дал требуемые от него клятвы, но, отпущенный на свободу, тут же рассказал императрице о совершенном над ним насилии. Расплата не заставила себя долго ждать: уже 3 января 1912 г. епископ Гермоген, уволенный от присутствия в Святейшем Синоде, получил распоряжение отбыть в свою епархию. 7 января повеление довели до сведения Саратовского архиерея, который, однако, не спешил покидать столицу.
В дни, когда будущее епископа еще не определилось, и появилась статья Меньшикова. Журналист сообщал о причинах, побудивших уволить владыку от присутствия в Синоде: неуступчивость в вопросах веры[909]
и Григорий Распутин, против посвящения которого в сан священника, якобы, категорически выступал епископ. «Почти безграмотный (у меня есть записка с его подписью), – писал Меньшиков, – хлыстовский начетчик оказался в XX веке, в те дни, когда принимают в Петербурге лордов и джентльменов, ученых и писателей – большой силой. ‹…› По-видимому голос святителя Гермогена против великосветской хлыстовщины раздался как раз вовремя»[910]. Распутин, как видим, называется хлыстом, что делает борьбу против него в первую очередь борьбой религиозной, церковным долгом. Чем больше роль «старца», тем очевиднее долг преодоления «распутицы в Церкви».Но статья не остановила падения владыки Гермогена. Отказ епископа подчиниться императорской воле привел лишь к тому, что 17 января он был уволен и от управления епархией. За неповиновение его наказали ссылкой в Жировицкий монастырь, император отказался отвечать на телеграммы владыки и не принял его. Обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер получил от Николая II телеграмму владыки, на которой рукой императора было написано, что архиерей должен немедленно удалиться из столицы. Пресса своими нападками на Распутина вызывала искреннее и глубокое недовольство самодержца, потребовавшего от министра внутренних дел принятия «решительных мер к обузданию печати» и запрещения газетам печатать что-либо о Распутине[911]
.Однако остановить поток разоблачений было уже невозможно. А разоблачения, в свою очередь, только способствовали росту всевозможных слухов, в которых истина переплеталась с откровенным вымыслом. К примеру, заявляя о всемогуществе «безграмотного» Распутина, критики власти долгое время не ставили вопрос о том, как «мужик» может заниматься назначениями, выбирая по своему усмотрению «нужных людей». Впрочем, важность этого вопроса прекрасно понимали многие государственные деятели того времени. Так, председатель Совета министров В. Н. Коковцов уже в 1912 г. заявил редакторам газет, что статьи с упоминанием Распутина делают последнему рекламу и, «что хуже всего, играют в руку всем революционным организациям, расшатывая в корне престиж власти монарха, который держится, главным образом, обаянием окружающего его ореола, и с уничтожением последнего рухнет и самый принцип власти»[912]
. Подобная постановка вопроса была, как показали дальнейшие события, единственно правильной: «старец» и не занимался назначениями сам, он лишь доверял тем людям, которые его почитали и поддерживал их выдвиженцев. Как писал крупный чиновник Министерства внутренних дел СП. Белецкий, имевший частые контакты с Распутиным, «для него не существовало идейных побуждений, и к каждому делу он подходил с точки зрения личных интересов своих или, как он понимал, интересов А. А. Вырубовой»[913] – его искренней почитательницы и ближайшей подруги императрицы.