Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Первой жертвой революционных потрясений стал упомянутый выше столичный митрополит Питирим. По определению от 6 марта за № 1213 митрополит, с традиционной формулировкой – «согласно прошению», был уволен на покой[989]. По просьбе владыки, ему определили местопребывание на Кавказе, в пределах Владикавказской епархии.

Питирим считался одним из «столпов» павшего режима и уже по этомй причине должен был отправиться в отставку. Следующий же архиерей, лишившийся своей кафедры в результате революции, в представлении многих современников являлся скорее символом режима. Речь идет о близком друге Распутина архиепископе Тобольском и Сибирском Варнаве (Накропине). Для того, чтобы показать «механизм» увольнения архиерея в 1917 году, будет оправданным более подробно остановиться на деле Варнавы.

Телеграмма на имя председателя Совета министров от Исполнительного комитета города Ялуторовска (Тобольской губернии) с просьбой устранить губернатора и епископа «как ставленников Распутина, которые не должны иметь места в рядах правительства при обновленном строе» была послана 6 марта[990]. Уже 7 марта в Святейшем Синоде «имели суждение» об увольнении архиепископа Варнавы, «согласно ранее поданному им прошению». Действительно, еще в феврале 1916 г. Варнава просил отправить его на покой. Но тогда его прошение не было удовлетворено. О нем вспомнили годом позже. Можно предположить, что архиерей, с конца 1915 года испытывавший серьезное давление со стороны значительной части епископата, негодовавшего по поводу его церковного самоуправства, решил проверить свои силы и подал в отставку, зная, что ни императрица, ни Распутин не разрешат Святейшему Синоду удовлетворить прошение. Синод, члены которого не выносили Варнаву, тогда его действительно не уволил. Делу был дан ход только после революции: архиепископа отстранили от управления, назначив настоятелем Высокогорской пустыни Нижегородской епархии с 1000-рублевым ежегодным пособием. Епископом Тобольским Синод, видимо не без умысла, назначил владыку Гермогена (Долганева), ярого противника Распутина, по проискам последнего в 1911 года отстраненного от управления Саратовской кафедрой[991].

Друга убитого в декабре 1916 года «старца» заменили на его непримиримого врага, что можно считать тонкой местью синодалов, не первый год стремившихся расправиться с Варнавой. 10 марта 1917 года архиепископ, «давно желавший» уйти на покой, послал обер-прокурору В. Н. Львову телеграмму, в которой заявлял, что он подчиняется воле нового правительства и оставляет управление епархией. При этом владыка просил назначить его в один из монастырей Олонецкой или Архангельской епархий[992]. И если последнюю его просьбу не удовлетворили, то отставку с радостью приняли. Однако «техническое оформление» этой отставки было не столь быстрым. Лишь 29 июля А. В. Карташев сообщил Временному правительству об определении Святейшего Синода относительно опального архиепископа, обратившись с просьбой об утверждении данного определения[993]. Таким образом, от отставки до ее утверждения правительством прошло почти пять месяцев, что в условиях революции было гигантским сроком.

Интересно, что новая власть, вместе со всеми другими властными полномочиями монарха, присвоила себе и право утверждения решений Святейшего Синода. Это не было «анахронизмом» или «случайностью». Временное правительство вовсе не желало полной свободы совести западноевропейского образца, хотя 14 июля 1917 г. и приняло постановление «О свободе совести», узаконившее вневероисповедное состояние. Постановление скорее фиксировало уже происшедшее, чем пыталось разрушить старую церковно-государственную связь. Разумеется, не были забыты и общие принципы свободы совести: униаты и сектанты, например, благодаря постановлению получали право действовать легально. Вскоре после этого было организовано Министерство исповеданий, а должность обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода уничтожена. Первым и, как оказалось, последним руководителем этого Министерства с 5 августа 1917 года стал А. В. Карташев.