Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Это послание, адресованное как чадам Церкви, так и «гражданам Российской державы», напоминало, что «пробил час общественной свободы Руси», что «вся страна, из конца в конец, единым сердцем и единой душой возликовала о новых светлых днях своей жизни, о новом благоприятном для нее лете Господнем». Но, завершая патетическое вступление, члены Святейшего Синода переходили к неутешительным наблюдениям: вслед за свободой в страну проник новый злой враг – хищения, грабежи, разбои. Насилия и партийная политическая борьба озлобили народ, повлекли внутреннюю братоубийственную войну. Страна пошла по пути гибели и в будущем ее может ждать страшная бездна. Священноначалие призывало народ к покаянию в грехе небрежения Божескими и человеческими законами, а архипастырей и пастырей убеждало звать народ к молитве и сердечному покаянию[1045].

Чем дальше, тем больше таких выступлений исходило от Святейшего Синода, а затем и от Собора, но остановить революционный вал оказалось делом невозможным. Православная Церковь лишь фиксировала тревожные симптомы разложения старой власти, отдавая себе отчет в том, что последствия могут оказаться ужасающими и необратимыми. Однако никто из клириков и мирян в середине 1917 г. еще не мог представить, что революция полностью уничтожит надежду на нормальные, четко определенные и охраняемые законом церковно-государственные отношения, на уважение светских властей к Православной Церкви. Доказательством может служить разработка Предсоборным Советом материалов о правовом положении Православной Церкви в России. По мнению членов Совета, в русском государстве Православная Церковь должна занимать первое среди других религиозных исповеданий и наиболее благоприятствуемое публично-правовое положение, «приличествующее ей, как величайшей народной святыне, исключительной исторической и культурной ценности, а также религии большинства населения». Священно– и церковнослужители, по мысли составителей, должны освобождаться «от воинской и других натуральных повинностей». Глава государства и министр исповеданий должны быть православными. Все установления Православной Церкви, как и до революции, предполагалось оставить наделенными имущественными правами в качестве юридических лиц. Более того, члены Предсоборного Совета предусматривали систематическое ежегодное ассигнование из средств государственного казначейства на нужды Церкви – «в пределах ее действительных потребностей, под условием отчетности в полученных суммах на общем основании»[1046].

Эти пожелания высказывались тогда, когда Временное правительство обнародовало свое постановление о свободе совести, где, среди прочего, было указано, что по достижении четырнадцатилетнего возраста человек имеет право без каких-либо заявлений или разрешений переходить из одного вероисповедания в другое или признавать себя не принадлежащим ни к какой вере. В последнем случае акты гражданского состояния велись органами местного самоуправления[1047]. Это был первый шаг, который в перспективе мог привести не к «отдалению», о котором писал А. В. Карташев, а к «отделению» Церкви от государства. К тому же еще 20 июня 1917 г. Временное правительство предоставило Церкви доказательства своего видения возможных церковно-государственных отношений, приняв постановление «Об объединении, в целях введения всеобщего обучения, учебных заведений разных ведомств в ведомстве Министерства народного просвещения».

Этим постановлением, подписанным министром народного просвещения кадетом А. А. Мануйловым, все начальные училища, включая начальные церковные школы передавались в ведомство Министерства народного просвещения, а все кредиты на них – в смету того же министерства. Церковный ответ прозвучал слишком поздно – за два дня до Октябрьского большевистского переворота. Особенно важна мотивация этого ответа, заявленного членами к тому времени уже действовавшего Поместного Собора, поэтому стоит несколько забежать вперед и нарушить хронологию.

Итак, члены Собора указали на большой вред, причинявшийся законом от 20 июня 1917 г. Церкви в ее просветительской деятельности. Закон дает повод к заключению, согласно которому пользование Министерством помещениями церковно-приходских школ нарушает права в отношении пользования имуществом церковных учреждений и является явным нарушением охранявшейся законом воли жертвователей и завещателей. Отдельно говорилось о церквях-школах, представлявших здание, в котором находился алтарь. Такое здание, по мнению Собора, вообще не могло служить для целей нерелигиозных[1048].