Вот что пишет по этому поводу Лев Прозоров: «Любопытно и то, что Титмар Мезербургский, современник событий, ни слова не говорит о злодеяниях «киевского короля» Святополка, которому польский «герцог» Болеслав помогал в войне с его, Святополка, братом, «королем новгородским» Ярославом. Кстати, становится понятно, что, собственно, Святополк делал к Киеве в момент смерти отчима – по словам немецкого хрониста, он там сидел, но отнюдь не на престоле, а в тюрьме. Вместе с ним ели горький хлеб неволи его жена, дочь Болеслава и ее духовник, немецкий (если в землях восточных славян церковь в те времена была представлена в основном греками, то в землях западных – немцами и чехами) епископ Рейнберн, каковой в той темнице и скончался» («Язычество христианской Руси»).
Клетями, если кто не знает, назывались срубы в несколько ярусов, из которых состоял терем, их могло быть несколько, между собой они соединялись переходами или сенями. Нестор называет эти сени помостом. Конечно, помост из досок можно разобрать без лишнего шума, не привлекая внимания. Но ведь княжеская усадьба обнесена высокой стеной, и народу там было немало… Ждали возвращения Бориса? А собственно, причем здесь Борис? Владимир умер в 1015 году, через 27 лет после Крещения Руси и женитьбы на гречанке Анне. Святополк был сыном Ярополка, убитого Владимиром, но родился уже после смерти отца. Владимир женился на его матери и усыновил племянника. Таким образом, Святополк был старшим в роду Рюриковичей и должен был без проблем занять великий стол. Зачем ему понадобилось убивать Бориса и Глеба, которые были значительно моложе и его самого, и Ярослава Новгородского? Скорее уж Ярослава он должен был опасаться, как своего естественного преемника.
А между тем в это время в Новгороде происходят события, еще более удивительные и кровавые, чем в Киеве: «Святополк же окаянный стал княжить в Киеве. Созвав людей, стал он им давать кому плащи, а другим деньгами, и роздал много богатства. Когда Ярослав не знал еще об отцовской смерти, было у него множество варягов, и творили они насилие новгородцам и женам их. Новгородцы восстали и перебили варягов во дворе Поромоньем. И разгневался Ярослав, и пошел в село Ракомо, сел там во дворе. И послал к новгородцам сказать: «Мне уже тех не воскресить». И призвал к себе лучших мужей, которые перебили варягов, и, обманув их, перебил. В ту же ночь пришла ему весть из Киева от сестры его Предславы: «Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса, а на Глеба послал, берегись его очень». Услышав это, печален был Ярослав и об отце, и о братьях, и о дружине. На другой день, собрав остаток новгородцев, сказал Ярослав: «О милая моя дружина, которую я вчера перебил, а сегодня она оказалась нужна». Утер слезы и обратился к ним на вече: «Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве и убивает братьев своих». И сказали новгородцы: «Хотя, князь, и иссечены братья наши, – можем за тебя бороться!» И собрал Ярослав тысячу варягов, а других воинов 40 000, и пошел на Святополка, призвав Бога в свидетели своей правды и сказав: «Не я начал избивать братьев моих, но он; да будет Бог мстителем за кровь братьев моих, потому что без вины пролил он праведную кровь Бориса и Глеба. Или же и мне то же сделать? Рассуди меня, Господи, по правде, да прекратятся злодеяния грешного». И пошел на Святополка» («Повесть временных лет»).