Читаем «Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота полностью

Это оставило адмирала Спиридова открытым огню противника, и как скоро «Св. Яннуарий», его второй корабль, оказался за кормой в досягаемости пушек неприятеля, он тоже стал поворачивать против ветра, и выстрелил правым бортом. Когда адмирал Спиридов оказался в столь неприятном положении, покинутый своими вторыми кораблями, не имея плана, как действовать, когда подойдет к врагу, он попробовал тоже сделать поворот оверштаг, но его корабль не стоял на месте. Все это время он лежал бортом к врагу и атаковал неприятеля, на что получал ответную пальбу. Он теперь установил свой фок и еще раз попробовал поверуть, но его грот-марсель был изодран ядрами и он потерял управление.

Увидев это положение, встав круто к ветру, я вышел из линии, не только чтобы помочь ему, но и по возможности заставить его вторые корабли прийти к нему на помощь. Я оказался на расстоянии окрика с «Яннуарием», но все без пользы, так как они были так испуганы, что, когда оказались вне опасности, подняли все паруса. Вскоре мы подошли на нужную дистанцию, чтобы попасть в цель, и дали залп всем бортом по передовому кораблю неприятеля. То, что адмирал Спиридов был на траверзе и очень близко к этому кораблю, заставило меня приказать не стрелять, так как я боялся, что наши ядра могут причинить вред адмиралу Спиридову, который теперь навалил на неприятельский передовой корабль569.

До того и все это время верховный лорд-адмирал и его дивизион были заняты центром неприятельского строя (кордебаталией), и около 12.40 грот адмирала Спиридова был обстенен и его корабль сцепился с наветренным бортом неприятеля. Когда пальба, казалось, прекратилась с обеих сторон этих кораблей, мы увидели дым и пламя, вспыхнувшее на неприятельской палубе по правому борту. Языки пламени вскоре стали разрастаться, и через несколько минут неприятельский корабль570 был весь в огне до верхушек мачт. Два или три выстрела были даны с нижнего дека адмирала Спиридова, когда они были рядом. За 10 минут до того, как корабли сцепились бортами, адмирал Спиридов со своим сыном [А. Г. Спиридовым]571, шурином [П. М. Нестеровым572] и с графом Федором Орловым покинули корабль на боте; они могли видеть, как турки бросаются по сторонам в воду, но другие, понявшие, что их корабль объят огнем, и не желавшие погибнуть в воде, заняли квартердек корабля адмирала Спиридова. Половина тех смелых кирасир, которых я вез из России, потеряли свои жизни, защищая его573.

Примерно через 15 минут после того, как адмирал Спиридов покинул свой корабль, грот-мачта неприятельского корабля упала между фок– и грот-мачтами [корабля «Св. Евстафий»], и тут же корабль адмирала Спиридова взорвался вместе с почти семью сотнями душ, что представило нашему взору самое мрачное и ужасающее зрелище!

Корабль был полностью разрушен, и от него ничего не было видно, кроме некоторых деревянных креплений на воде в дыму и огне. Я отправил наши шлюпки попробовать спасти людей*574. [На поле приписано:] *Это ужасное несчастье произошло из‐за недостатка малейшего разумения у тех на корабле, кто не отдал якорь, хотя имел 4 якоря по бортам и два висящих под крамболом, и самый малый якорь на корабле остановил бы его. В самом деле, ничего лучшего и не стоило ждать, как наброситься на неприятеля (который был неподвижен и ему оставалось только палить из пушек), без какого-либо плана, приказов или сигналов, направляющих действия командиров, когда они подошли к противнику. Так как никогда не было никакого плана или метода атаки, известного мне, поэтому каждый корабль делал то, что желал, и спасал себя сам. Невозможно было ожидать и того, что неприятель сдастся при первом же бортовом выстреле. Помимо этого, так как не было ни приказов, ни сигнала лечь на якорь, когда каждый корабль встал напротив своего противника, они делали поворот, давая неприятелю великое преимущество поражать их нос и корму. Доказательством тому служит «Яннуарий»: когда он поворачивал оверштаг, то получил ядро, пробившее его в футе под его левым кормовым портом, и это единственное полученное ядро [заставило бросить] их адмирала под огнем неприятеля*.

На «Святославе» мы находились носом к центру, имея намерение атаковать корабль Зефер-бея, но когда они увидели мою эскадру, направляющуюся в их сторону и все время стрелявшую, и свой собственный корабль в огне с наветренной стороны, мы вскоре обнаружили в дыму и огне, что неприятель готовится отступать, и как раз в это время «Саратов» был так близко от нашего подветренного борта, что мы были вынуждены бросить наш корабль на ветер, чтобы избежать столкновения, и при том, что ветер был слабым, «Саратов» оставался 6 или 7 минут на месте, пока, наконец, его не повернули носом по ветру. И мы погнались за неприятелем, который заводил последние свои корабли в гавань Чесмы575. В самом деле, нам казалось, что они намереваются выбросить свои корабли на мель, так как наш лоцман сказал, что в Чесменском заливе не будет достаточной глубины для таких больших кораблей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги