Читаем «Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота полностью

[Согласно указанию автора, следующий абзац перенесен со стр. 167] Я не мог здесь не отдать справедливости лейтенанту Макензи, который был моим самым младшим лейтенантом в составе команды судна; когда он узнал о том, что на врага пошлют зажигательные суда, он желал с самого начала, чтобы ему оказали честь командовать одним из них. Я хорошо понимаю его мужество, но в то же время я сказал ему, что будет сочтено пристрастностью с моей стороны не предложить этого всем лейтенантам, начиная со старшего капитан-лейтенанта. Поэтому до того, как я отправился на осмотр брандеров, я послал моего капитана Роксбурга в офицерскую кают-компания спросить всех офицеров, начиная со старшего, но никто не согласился. Когда вопрос был поставлен, их обуял страх, и жребий выпал Томасу. [При этом] он никогда не получил тех наград, какие получил Дагдейль, хотя выполнил свой долг так хорошо, насколько позволило само положение. У него [у Томаса Макензи] был единственный брандер, который был подожжен правильно и точно врезался в одно из вражеских судов сразу после того, как на тот корабль переметнулся огонь от других582, тогда как Дагдейль наскочил на скалу в устье при входе в залив, его брандер был сожжен и потоплен, а он к тому же оставлен своей командой.

Когда командор Грейг сопровождал меня к лорду верховному адмиралу, все капитаны были созваны на военный совет и расхаживали по квартердеку.

Вскоре после того, как я вошел в каюту, позвали капитанов, секретарь прочитал бумагу на русском, после чего я услышал имена всех офицеров, перечисленные вместе с моим собственным. Я спросил командора Грейга, с какой целью читали ту бумагу, в которой упомянута была и моя фамилия. Он ответил, что это было формальное дело, что согласно Уставу полагалось по разным случаям созывать Совет, но на самом деле все готовится и решается главнокомандующим, которому всегда полностью подчиняются нижестоящие по званию офицеры. Я поблагодарил его за объяснения, но сказал, что я никогда не слыхал о военных советах, которые созываются, чтобы лишь подтвердить то, что выносится на обсуждение, и расписаться.

Грейг сказал, что граф отдал ему приказ прикрывать брандеры, и пожелал, чтобы я ради этого передал командование тремя ([на поле приписано:] *из пяти кораблей моей эскадры*) кораблями ему, командору Грейгу; что командор Грейг должен вступить на борт корабля «Ростислав», капитан которого [вписано:] *Лупандин* должен был еще раз пройти проверку, и если он не выкажет хорошего поведения, то пусть не ждет пощады, поскольку он [Грейг] имеет приказ заключить его под стражу.

Граф также распорядился, чтобы я оставался с остальными кораблями в качестве резерва, готовым помочь в случае необходимости.

Согласно этому распоряжению я поднялся на борт и дал команды капитанам «Саратова», «Не Тронь Меня» и «Надежды» слушать приказы командора Грейга. Кроме «Ростислава» потребовали и «Европу», чтобы также еще раз проверить ее капитана Колкачева после того, как он покинул своего адмирала [в Хиосском сражении].

Около 11 часов пополудни командор Грейг с кораблями, которым была дана команда сопровождать его, поднял паруса и встал под нашей кормой. Они поплыли далее к наветренному берегу, где находилась неприятельская батарея. Как только неприятель увидел наши корабли в движении, что случилось через 20 минут после того, как они встали под паруса, он начал палить с кораблей и с батареи. И когда был сделан сигнал брандерам, они последовали в том порядке, как ранее их разместил командор Грейг, чтобы их прикрывать. Примерно через 10 минут мы видели, как два самых больших брандера под командой лейтенантов Дагдейля и Макензи загорелись задолго до того, как войти ближе к устью [Чесменской] бухты.

[Заметка на полях:] *Тот, что был под командой лейтенанта Дагдейля, сел на мель на максимальном удалении с наветренной стороны. После того как лейтенант, вынужденный прыгнуть за борт, покинул брандер, русская команда его шлюпки подло оставила его583, но затем он был поднят на борт. Он был сильно опален и изранен. Все это произошло из‐за того, что на брандере было слишком много пороха из‐за невежественности тех, кто готовил брандер, о чем я и предупреждал раньше. Тот брандер, на котором был лейтенант Макензи, был подготовлен правильно. Я дал ему маленький английский катер, которым управляли английские же волонтеры с английскими боцман-матами для руления, они выполнили свою задачу и позволили командиру брандера вернуться в целости и сохранности. Я им тут же дал каждому по 10 дукатов*584.

К моменту, когда они поравнялись с батареей, размещавшейся при входе в залив, командор Грейг с его кораблями расположился напротив неприятеля, и они начали очень живую пальбу; весь дым потянуло на неприятеля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги