«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота

После такого рапорта я послал за Баршем и рассказал о том, как расспрашивал о нем, и что, как я и надеялся, вся его вина заключалась в незнании. Я простил его, должен был забыть, что произошло, и восстановить его в прежнем звании. Услышав это, он заплакал и благодарил меня со всей скромностью, говоря, что отныне будет считать меня своим самым лучшим другом, какого когда-либо имел, и что в будущем будет делать все, чтобы заслужить столь великую благосклонность590. В действительности, это и мне доставило удовольствие, и я понял, что счастлив, получив возможность восстановить его в звании. Были отправлены приказы установить его брейд-вымпел, и я взял его на борт корабля верховного лорда-адмирала, где обедали все основные офицеры, и после благодарственных молитв за победу и за Ее императорское величество весь флот палил из пушек по команде, данной после обеда. Стреляли из каждого ствола на корабле, когда пили за здоровье Ее величества.

Когда увеселения закончились, на следующий день наступили именины Великого князя, и я опять предложил командору Грейгу, что я немедленно отправлюсь со своей эскадрой и другими судами, которые мне смогут выделить, блокировать Дарданеллы до тех пор, пока весь флот не придет в полном составе, чтобы пройти пролив и совершить попытку [овладеть] Константинополем.

Ответ, который я получил, гласил, что в скорости весь флот снимется. Адмирал Спиридов все еще оставался на корабле графа, а поскольку думали, что зловоние от мертвых тел может повредить воздух, флот снялся из-под Чесмы и встал на якорь при островах Спалмадуры. Адмирал Спиридов покинул корабль графа и поднял свой флаг на корабле «Европа».

На следующий день была среда [30 июня/]11 июля. Корабль Его величества короля Великобритании «Winchelsea» (капитан Гудолл) пришел к флоту, чтобы потребовать средиземноморские пропуска от трех английских транспортных судов, но как только я узнал суть дела, я сказал графу, что я бы разгрузил их, чтобы избежать оскорбления двору Великобритании. Но только два из них были на месте, и я дал им приказ следовать в Маон и послал с ними другой приказ транспорту «Граф Чернышев», который был отправлен на Менорку с больными. Я посетил капитана Гудолла, и мне салютовали, и все иные знаки уважения были отданы согласно моему рангу.

Пока «Winchelsea» мне салютовала, лорд верховный адмирал принял это на свой счет и ответил на два выстрела меньше, но капитан Гудолл должным образом вывел его из заблуждения, сказав ему, что салютует мне. Когда капитан Гудолл вернул мне визит, я отправил к графу офицера, чтобы испросить разрешение салютовать британскому капитану при его отплытии в соответствии с его рангом, на что я получил ответ графа, что в этом нет надобности.

Однако граф вступил на палубу «Winchelsea» и был принят согласно его рангу; он очень был доволен чистотой на корабле, столь свойственной всем английским военным судам.

В это время я часто повторял свое желание и нетерпение продвигаться дальше, но мне всегда отвечали, что они там [при Дарданеллах. – Е. С.] будут так же скоро, как и я. Я просил командора Грейга сказать графу, чтобы их поторопить, что Ее императорское величество взяла с меня обещание выступить против Дарданелл, но все было бесполезно. «Winchelsea» простояла 48 часов, чтобы граф отправил корреспонденцию591 и послал с этим кораблем князя Долгорукова592, которого граф назначил курьером в Санкт-Петербург*. [Приписано поверх:] *Его должны были послать на транспорте «Граф Панин» до того, как пришла «Winchelsea»*. Я также отправил графу Панину следующее письмо о последней победе.

Святослав, при Хиосе 9/20 июля 1770 г.* [На полях:] *Это письмо никогда так и не было послано в Россию, оно было намеренно оставлено в Ливорно князем Долгоруковым*.