Читаем «Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота полностью

Бомбардирский продолжал палить всю ночь, но казалось, что заряды то недолетали, то перелетали, а бомбардиры выказывали очень слабое знание своего дела и не представляли себе ни силы пороха, ни длины фитилей. К восьми или девяти вечера враг усилил свою батарею до 8 или 10 пушек, которые беспокоили бомбардирский и наш корабль всю ночь, но, по счастью, только один снаряд пролетел на уровне ватерлинии, попал в бредкамеру и порвал часть нашего такелажа. На следующее утро на рассвете неприятель палил очень живо со своей батареи, и тогда лорд верховный адмирал прислал мне сообщение, чтобы я не подвергал себя опасности и вышел из-под обстрела вместе с бомбардирским, дабы нас не повредило. Мы, соответственно, и отверповались.

Около 9 часов утра граф Федор Орлов вступил на «Святослав», чтобы увидеть меня, он был в приподнятом расположении духа. Мы усмотрели, что враг начал сооружать батарею на противоположной точке берега залива, но после нашей пальбы и нескольких выстрелов лорда верховного адмирала, достигших цели, неприятель отказался от этой затеи, однако вознамерился усилить батарею, которую уже соорудил на левой стороне и имел там до 20 пушек, из которых часть выстрелов достигала поразительной дальности. Мы предположили, что эти пушки сняли с больших галер – их не водружали на станки, а только ставили на деревянные колоды, потому-то они так мало нас повредили ночью. Когда все материалы для брандеров были собраны, генерал-майор Ганнибал, чернокожий, командующий артиллерией, просил по праву оказать ему честь оснащать брандеры, поскольку он имел при себе нескольких пиротехников. Они, безусловно, как предполагалось, должны были знать больше в этом деле, чем знал я. Я с готовностью дал согласие, чтобы ему эту честь предоставить.

Суббота [26 июня/]7 [июля]. В полдень бомбардирский был снова поставлен на место и начал вести огонь с несколько большим успехом. Но несмотря на то, что бомбардирский был на предельной дистанции для бомбометания с большей порцией пороха, многие неприятельские выстрелы перелетали далеко за него. В 4 часа пополудни командор Грейг прибыл ко мне с посланием от графа, пожелавшего, чтобы я посетил брандеры и принял дальнейшие решения относительно того, что мне представляется правильным, а затем он желал видеть меня. В соответствии с этим я поднялся на борт двух судов побольше, с которых я и начинал работы, взяв с собой командора Грейга и лейтенантов Дагдейля580 и Макензи. Первый – с корабля графа, второй – с моего, так как было условлено собрать на два больших брандера и на два поменьше офицеров и матросов поровну от обеих наших эскадр.

[На полях приписано, а потом зачеркнуто:] *Лейтенант Дагдейль был лейтенантом Английского флота, он прервал службу и выехал из Англии с адмиралом Спиридовым, который произвел его в лейтенанты как человека, вполне способного вести эскадру, с его помощью они и нашли дорогу в Средиземноморье. Лейтенант Макензи родился в России, был сыном адмирала, мичманом (midshipman) в Английском флоте. Он вызвался волонтером, как только узнал о снаряжении брандеров, и сказал мне, что готов состязаться за это назначение и чает получить повышение, если ему удастся; он умолял меня дать один из брандеров под его команду. Я похвалил его за настрой, но сказал, что если я так поступлю, это будет выглядеть большой пристрастностью с моей стороны, поскольку он был самым молодым лейтенантом, а у меня на корабле были 2 капитан-лейтенанта и 3 лейтенанта старше его; что я пошлю капитана Роксбурга спросить у самого старшего капитан-лейтенанта и далее предложить офицерам рангом ниже, и если все они откажутся – команда перейдет к нему [т. е. Макензи]. Я соответственно послал капитана Роксбурга к старшему офицеру – капитан-лейтенанту Козлянинову, который отказался, так же поступили и все остальные с выражением ужаса на лицах. Лейтенант Макензи пришел ко мне и сказал с великой веселостью, что все отказались. Поэтому-то двумя большими брандерами командовали англичане; ни перспектива продвижения сразу на две ступени по службе, ни денежная награда, ни их собственная честь и любовь к своей стране не смогли воодушевить ни одного [российского] офицера взять на себя команду*.

Мы нашли брандеры в таком состоянии, что любая малейшая искра могла бы взорвать их сразу же. Было даже опасно двигаться на их палубах, так как они намазали все части палубы дегтем и смолой и везде рассыпали порох. Так наш чернокожий генерал-майор представлял себе брандер. Когда я увидел их расположение, я подумал, что оно столь опасно, что я приказал оттянуть их подальше от корабля, опасаясь несчастья, особенно потому, что, судя по погоде, вполне могла ударить молния. Я дал офицерам те указания и советы, что смог, и порекомендовал им не надеяться на спички, а зажечь брандеры с помощью пистолета, и все сухие спички и другие воспламеняющиеся предметы, которые они поместили в рубку, перенести под полубак, чтобы у них мог остаться путь к отступлению на их шлюпки, и смести рассыпавшийся порох, насколько возможно581.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги