Русская весна

– "Красная Звезда" не хвост, а целая собака, и ты – директор парижского филиала! Ты важная шишка в бюрократическом мире, кругом полно других шишек, которые обхаживают тебя, и ты можешь выторговать у них одобрение Министерства иностранных дел на запрос Вельникова, и…

– Джерри, так дела не делаются!

– Но ты не хочешь даже попробовать!

– Да пробую я, пробую! Но ничего гарантировать не могу. Не так-то просто директору парижской конторы "Красной Звезды" добиться услуги от правительства.

– Да я ни о чем таком не прошу!

Мать глубоко вздохнула, заставила себя успокоиться и пpoдолжала разговор тоном ниже:

– Ах, Джерри, ты просишь именно об этом. Пойми, я из кожи вон лезу. Только потерпи, Бога ради, чудеса не в одночасье совершаются.

– Чудеса совершаются что ни день, – уже не столь воинственно возразил отец.

Мать кивнула, ласково улыбнулась, и размолвка кончилась. Но когда отец отправился спать, Соня увлекла дочь в гостиную, налила ей и себе коньяка и дала волю чувствам.

– Франя, они кормят его баснями – Вельников, Корно, Лурад поддакивают ему, что бы он ни говорил!

– Но разве они не знают, что… ну, ты понимаешь…

– Еще бы им не знать! – зло вскинулась мать. – Они дурачат его и отфутболивают друг к другу, чтобы "нет" сказал кто-то другой. Корно заявляет, что ему недостает только обращения какого-нибудь правительства – и резолюция у него в кармане. А Вельников, надо думать, соловьем разливается: я всецело на вашей стороне, только вот дайте убедить тупиц в Москве… Знаю я эти бюрократические штучки. Никто не хочет сказать "нет", никто не может сказать "да", каждый уклоняется от ответственности, и сто лет пройдет, пока найдется последний, которому не на кого кивать.

Мать тяжело вздохнула и отпила изрядную порцию коньяка.

– Эти трусы затеяли такую игру, что в глазах Джерри последним окажусь я.

Тут и Франя глотнула коньяка. По просьбе матери, она старалась ладить с отцом. О прошлом больше речи не было. Она пыталась быть приветливой, дружелюбной, приятной. Поначалу приходилось пересиливать себя, играя роль покорной дочери, которая прощает отцу предательство. Но отец был подкупающе сердечен, мил, предупредителен, и со временем она начала испытывать к нему подлинную привязанность. Себе она объясняла это так: теперь он совсем не тот человек, который некогда отказался знаться с ней. Не исключено, что именно Иван натолкнул ее на эту мысль. Интервью с отцом, переданное по программе "Время", заставило его расплакаться, а Иван Ерцин был не из тех, у кого глаза на мокром месте. В память запали слова Ивана: "Какой человек! У него русское сердце!"

Иван был прав. Подобно истинно русскому, ее отец был неисправимым мечтателем, романтиком, чей дух бунтует против превратностей судьбы, кто напролом, рискуя головой, идет к тому, что однажды счел своим предназначением. Как можно не любить такого человека?

И вдруг, впервые за много месяцев, накатили воспоминания об утраченной любви – о Николае Смирнове, который нынче обретается где-то в окрестностях Марса. Николай разобрался бы в ее чувствах. Он понял бы, почему она спустя столько лет вдруг возгордилась тем, что ее отец – Джерри Рид.

– Слушай, мама, – сказала Франя. – Может быть… Может быть, надо сделать то, о чем он просит? Ты же сумеешь, а?

– Помочь ему покончить с собой?!

И тут Франя словно прозрела. Она посмотрела на мать совсем новыми глазами – впервые в жизни. И увидела человека иной породы, которому не дано понять, что объединяет Франю и отца.

– Помочь ему достойно завершить жизнь, – сказала она.

– Как у тебя язык поворачивается! – почти выкрикнула мать.

– Поворачивается, – упрямо отозвалась Франя, уставившись в свою рюмку.

Наверное, ты слишком долго живешь на Западе, – думала она. – Должно быть, позабыла, как устроено русское сердце.