— Нет, но мне кажется, что вы просто не понимаете, к чему она приведет в текущем виде. Или понимаете, но лукавите перед самим собой, делая вид, что это дело настолько далекого будущего, что детали уже не имеют значения. Давайте, господин Бисмарк, скажите как политик, как умный человек: что будет делать Пруссия, получив сильное производство и не менее сильную армию, которая поставит ее в ряд сильнейших великих держав?
— Будем расти, — пруссак не стал врать. — Я понимаю, что капиталу нужны новые территории, но, я уверен, Россия и Пруссия смогут их поделить.
— Ложь! Но допустим, что мы примем этот тезис. Вот только как быстро бы вы ни росли, те же Англия и Франция уже опережают вас лет на десять. И что за это время случится? Россия будет расти по суше, Англия подомнет под себя Азию и Америку, Франция заберет Африку. А что будет делать Пруссия, когда станет сильнее, чем когда-либо, но осознает, что мир уже давно поделен?
Опираясь на послезнание, было так легко нарисовать эту картинку. Интересно, а что думает об услышанном Бисмарк? Злится, что его раскрыли, удивляется перспективам или… Просто считает чушью? Эх, жаль, нельзя залезть в голову другому человеку.
Отто фон Бисмарк слушал откровения русского полковника и с трудом удерживал в кулаке свои чувства. Да, что-то подобное он представлял и раньше, о чем-то догадывался, но такой единой цельной картины у него точно не было. Словно каждый раз, когда он пытался ее мысленно составить, какой-то невидимый голос просил его не спешить. Мол, еще столько сложностей впереди, зачем дразнить судьбу — а на самом деле он просто боялся даже думать о том, к какому будущему ведет свою родину.
А полковник тем временем продолжал:
— И вот колонии заняты, враги богатеют за их счет, и любому здравомыслящему человеку понятно, что этот разрыв будет только расти. Вершина, на которую забралась Пруссия, оказалась слишком мала, чтобы построить там дом, но… Пока она в высшей точке, она может нанести удар и изменить мир. Кстати, куда бы вы ударили, Отто?
— Франция, — Бисмарк даже не стал задумываться. — Ее поражение открыло бы для захвата колонии, а, получив угольно-железный бассейн между Рейном и Маасом, мы смогли бы усилить нашу промышленность здесь и сейчас.
— А остальные страны?
— Англия поддерживала бы Францию, но не больше, чем нужно. Мы смогли бы их продавить.
— А Россия?
— Вы… Вы могли бы сохранить нейтралитет.
— Не врите себе, Отто.
— Вы бы ударили нам в спину в наивной надежде остановить передел мира и большую кровь, боясь нашей силы, но… После этой Крымской войны мне кажется, что новые войны будут гораздо страшнее, и ничего не получится так просто решить. Впрочем, во всей этой картине есть много слабых мест. Северо-Американские Соединенные Штаты, как они себя поведут? Колонии — не воспользуются ли они войной, чтобы начать борьбу за независимость? Новые внутренние элиты вполне могут раздуть любую неудачу, чтобы попытаться перехватить власть…
— Согласен, — кивнул полковник. — Тем не менее, вы правильно описали общую линию будущего, которое я вижу. И именно в его рамках быстрое усиление Пруссии выглядит для меня неприемлемым, о каких бы союзах мы с вами ни договаривались и какие бы договоры ни подписывали. Когда придет зима, все равно они отправятся в печь.
— Что ж, спасибо за честность. Впрочем, не кажется ли вам, что есть очевидная альтернатива? До этого я считал, что федеративный статус германских земель и усиление союза с Габсбургами будет смертельно для Пруссии, но теперь… — Бисмарк думал вслух. Он никогда так не делал раньше, но сейчас Отто хотелось еще раз проверить и себя, и этого странного полковника. — Наш внутренний рынок станет больше, это умерит аппетиты буржуа. Самомнение Габсбургов после восстания и угроз Наполеона сейчас тоже сильно поуменьшилось, так что договор можно будет заключить на равных. Также объединение позволит закрыть обиду за разделение и позор после Наполеоновских войн. Вот только этого все равно будет мало: даже вместе с Австрией Пруссия будет отставать в гонке за колониями только из-за своего местоположения. Мы окажемся в роли догоняющих, и та война все равно случится.
— Вы кое-что не учли, говоря о своем положении, — полковник коварно улыбнулся. — Если все германские государства объединятся в том числе с народами, входящими в Австрийскую империю, то получат выход в Черное море…
— Которое все равно перекрывает Турция, оставляя всю торговлю в Средиземноморье для Англии и Франции.
— Разве? — полковник наслаждался моментом. — А я вот слышал, что проливы сейчас русские. И если помочь России их удержать, то вы получите и торговлю, и возможность для роста. Отдельно замечу, цивилизованного роста, это будет важным условием. А там… Я слышал, что еще Наполеон хотел прокопать канал между Средиземным морем и Красным. Представляете, выход еще и к Индии!
— Черт побери! И кто тут после всего на самом деле искуситель? — Бисмарк врезал кулаком по столу, но на его лице застыла довольная улыбка.