Русская жена

- Давай спустимся с пригорка вниз и посмотрим за церковью. Да не нервничай так, там за рощицей чуть дальше кладбище, и Борька часто туда убегает.

Мы с Оленькой торопливо прошагали насквозь молодой лесок и с откоса увидели фигурки наших неспокойных мальчишек, кидающих друг в друга камешками. Строгим голосом я прокричала им немедленно прекратить баловство и подойти к нам. Однако при виде недовольных мам сорванцы дружно расхохотались и с кривляниями принялись демонстрировать языки и корчить рожи.

- Ну-ка, прекрати дразниться и иди сюда. Ты слышишь, что я тебе говорю? Ну смотри у меня, ты меня знаешь!

Высоким срывающимся голосом надрывно провизжала Ольга и угрожающе потрясла рукой в направлении озорников. Однако веселящиеся дети и не думали слушаться. Окончив свой темпераментный танец, что-то среднее между рок-н-роллом и мазуркой, они со всех ног бросились прочь.

- Давай возвращаться. Они в обход прибегут к машине еще раньше нас. Играют, поросята!

Подруга проникновенно взяла меня за руку и нежно провела по ней ласкающими перстами. Наслаждаясь нежаркими солнечными лучиками, падающими сквозь кружевные кроны деревьев на наши молодые лица, полной грудью захватывая свежесть утра, шурша и загребая прогибающимися ногами осеннюю листву, мы с Олей двинулись назад. Она с улыбкой принялась дорассказывать мне тот интересный диалог дьявола с потенциальным вором. Внезапно что-то быстрое и темное закружилось над нашими головами и с устрашающим свистом врезалось прямо в ноги на уровне коленок. Умирающая чайка с окровавленной грудкой слегка потрепыхалась и затихла, еще раза два конвульсивно дернув черненькой головкой. Ее глаза-бусинки подернулись мутной пленочкой и закрылись навсегда.

- Боже мой, что с ней случилось? Видно, с кем-то подралась, - с горячностью обратилась я к подруге, чтобы поделиться своими соображениями.

Ольга вся аж посинела, губы у нее лихорадочно тряслись не в силах вымолвить ничего членораздельного.

- Что с тобой? Тебе плохо? Гунара позвать?

Я подхватила ее под белы рученьки, но она их с силой вырвала и закрыла себе лицо, хотя вроде и не заплакала.

- Это страшная примета, Наташенька. Неужели ты не знаешь? К скорой смерти, знак верный!

Обычно звонкий Ольгин голосок прозвучал необычно глухо, как и в самом деле замогильный.

- Да ты что, недавно из МХАТа? Новая Лика Мизинова из пьес Антона Павловича? Будет тебе, смешно даже! Птичку жалко! Ну, поклевали ее сотоварищи, не повезло... - жестко сказала я, однако подруга и не подумала успокаиваться. Оля зачем-то встрепала себе стриженые волосы, запрокинула назад тяжелую от дурных предчувствий голову и вперила в небо неподвижный взгляд больших карих глаз. Глаза ее здорово увеличились от упавших на них всего мгновение назад лилово-серых кругов и опять, как и до беременности, стали в пол-лица. Созерцая в вышине нечто, видимое только ей, подружка с задумчивым видом заговорила вновь:

- Очень я о маме волнуюсь. Ей надо удалять поджелудочную железу. Так я ее уговаривала с операцией в России повременить. Надеюсь, что к зиме Гунар поможет оплатить хотя бы половину операции здесь, в Норвегии. У вас в Осло, я узнала, есть хорошая специализированная больница с самым современным оборудованием. Мамочка вроде бы во всем со мной согласилась, но ты ведь знаешь сама... Русские женщины привыкли собой жертвовать и на себе во всем экономить, вот я и боюсь. Дома в Архангельске удаление предполагалось провести где-то в конце сентября - начале октября. Хотя и по телефону, и в письме она заверяла, что от операции отказалась и будет ждать до декабря, но кто ее знает... Я ведь тебе рассказывала, какая у меня мамочка. Все для других, себе ничего.

Моя бедная подружка тяжело вздохнула и умолкла, искоса блеснув на меня печальными белками своих поэтических очей. Совершенно согласившись с Ольгой в ее опасениях, я предложила ей ради собственного успокоения позвонить родителям сразу же по возвращении в поселок. Наверное, логическими доводами следует действовать не на склонную к самопожертвованию маму, а на менее эмоционального отца. Во время его плавания она одна едва ли решится лечь на операцию, тут не стоит беспокоиться. Оля еще чуточку поразмышляла и во всем со мной согласилась. Мы дружно зашуршали листвой дальше, оставив мертвую чайку далеко позади. Ближе к церкви я внезапно вспомнила, что даже не предложила подруге денег за наше с детьми двухнедельное пропитание. Сама Оля в том не сознается, но Гунар, наверняка, у нее уже спрашивал.

- Ты свои идеи бредовые брось и обижать меня не смей. Еще чего удумала! Да ваш приезд - это такая неимоверная радость, что... Эх, даже объяснить затрудняюсь.

- Да я понимаю, что радость. Но ведь мы все равно бы истратили те же деньги и в Осло, так что все по справедливости. Поездка к тебе для нас каникулы. Отдых - смена обстановки, я так Игорю и объяснила. А тебя я хорошо знаю, будешь всю дорогу нас кормить, как на убой. Потом, небось, придется садиться на диету.