Русские адмиралы — герои Синопа

«Я уже имел случай неоднократно выказывать, как меня удивляли собственно административные распоряжения Павла Степановича. Я удивлялся, пока не понял, что не вполне оценивал человека. Теперь же удивляюсь только свежести, быстроте и логичности его распоряжений, когда вспоминаю, в какие тревожные и озабоченные минуты выпрашиваются у него различные подписи и разрешения. Правда, что Павел Степанович мне беспрестанно, смеясь, говорит, что он всякий день готовит материалы для предания его после войны строгому суду за бесчисленные отступления от форм и разные превышения власти и что он уже предоставил все свое имущество на съедение ревизионных комиссий и разных бухгалтерий и контролей. Почти наверное П.С. прав, и вы сами знаете, что иначе и быть не может, но дело в том, что все идет, движется и удостоверяется, и все исключительно чрез Нахимова и его собственное управление... Вообще, любопытно видеть вблизи и на самом деле стройность и полноту нашей морской администрации, несмотря на все ее недостатки. У моряков решительно нет ничего невозможного, и все здесь так ясно и сильно воодушевляется душою и волею Нахимова, что невозможно не сознать вполне, что он действительно олицетворяет настоящую севастопольскую эпоху. Ни я, ни все наши товарищи по морскому ведомству не понимают, что было бы и могло бы быть без него — о чем ни заговорите. В тех обстоятельствах, где вопрос идет о настоящем деле, Нахимов везде. Где нужна энергия воина, где может явиться сочувствующая душа и заботливость сердца, везде и всегда он первый и часто единственный. Я уверен, что когда-нибудь вполне оценят заслуги и высоконравственные достоинства этого редкого человека»¹.

Тот же автор обратил внимание адресата на то, что и Меншиков, и сменивший его Остен-Сакен признавали нравственное преобладание моряков и отдавали им честь и славу защиты Севастополя. С приездом Горчакова штаб Южной армии, прибывший с ним, считал себя выше прежнего руководства и был уверен в победе. Об этом гласил и приказ Горчакова от 8 марта, который ободрил всех. Однако вскоре необычные условия обороны стали проясняться перед прибывшими: «...Нахимов, знавший положение дел в настоящем их виде и не заблуждавшийся насчет опасности, нам предстоящей, с самого начала сколь возможно осторожнее предостерегал от обещаний насчет успеха и постепенно, как тогда, так и теперь, убеждал в необходимости действовать наступательно, чтобы пользоваться единственною, быть может, минутою и не терять людей даром, пока они стоят, сложа руки. Ему ответствовали обещаниями и отзывом о необходимости выждать подкреплений. Пока ждали — открылась бомбардировка и из пришедших новых войск положили почти дивизию. Тут последовала разительная перемена: бомбардировка открыла глаза. Никогда при кн. Меншикове не стали так отчаиваться в успехе, как теперь, и ныне даже оптимисты не видят ничего, кроме отсрочки падения нашего чудного Севастополя. Трудно, почти невозможно винить кого-либо: ясно, как день, что никто не знал и не воображал, что такое Севастопольская война. Теперь вопрос делается так прост и осязателен, что и я, невоенный, понимаю затруднения. Да и трудно не понять, что без пороха, без снарядов и при ежедневном уменьшении войска можно только стоять, чтобы не рисковать честью и судьбою. Чем это кончится, конечно, определить нельзя. Конечно, Севастополь держится еще сильно и стойко, но устоит ли он против медленной смерти, подготовляемой ему неприятелем? Дай Бог, дай Бог! Как бы то ни было — среди всех этих обстоятельств наши моряки стали в тень, приличия в отношении к ним соблюдаются со стороны всех, конечно; это в порядке вещей: кругообращение есть назначение колеса фортуны. Все наши моряки — от первого до последнего — более скромны, чем когда-либо, вполне убеждены, что справедливость будет отдана вполне впоследствии., когда самолюбие других будет удовлетворено. Тем не менее, чрезвычайно больно видеть, что в подобное критическое время есть еще место для мелких вопросов самолюбия...»¹

Производство в адмиралы не изменило характера деятельности моряка. В приказе от 12 апреля П.С. Нахимов отмечал, что его успех — следствие героизма адмиралов, офицеров и матросов:

«Геройская защита Севастополя, в которой семья моряков принимает такое славное участие, была поводом к беспримерной милости монарха ко мне, как к старшему в ней. Высочайшим приказом от 27-го числа минувшего марта я произведен в адмиралы. Завидная участь иметь под своим начальством подчиненных, украшающих начальника своими доблестями, выпала на меня.

Я надеюсь, что гг. адмиралы, капитаны и офицеры дозволят мне здесь выразить искренность моей признательности сознанием, что, геройски отстаивая драгоценный для государя и России Севастополь, они доставили мне милость незаслуженную!