Русские адмиралы — герои Синопа

Назначение сей эскадры будет ныне иметь целью, во-первых, защиту и покровительство торговли и плавания российских купеческих судов в морях, окружающих берега Морей и Малой Азии и острова Архипелаг-ские, во-вторых, наблюдение строгого нейтралитета в войне, продолжающейся между турками и греками»¹.

31 мая в предписании начальник Морского штаба А.В. Моллер уточнил, что в пути следовало совершенствовать боевую подготовку кораблей. Если бы в Портсмуте Сенявин не получил особых указаний, ему следовало идти в Брест и затем возвращаться в Кронштадт^{125 126}.

Вечером 8 июня Сенявин приказал приготовиться к походу, но приготовления продолжались и 9 июня. В ночь на 10 июня, наконец, Император прибыл на «Азов», после чего эскадра из восьми кораблей и пяти фрегатов снялась и отправилась за Красную Горку. Разделившись на два отряда, корабли провели учебный бой, продемонстрировавший плохую подготовку несплаванной эскадры. Николай I наблюдал «сражение», превратившееся в свалку, с борта «Азова», после чего пересел на яхту и вернулся в столицу, а эскадра отправилась в предписанный путь¹²⁷.

Несмотря на то что Нахимов находился на флагманском корабле и мог наблюдать как события на рейде, так и посещения Императора, вряд ли он знал, что предстоит русской эскадре. Как человек начитанный, лейтенант мог предполагать ее назначение, но действительные планы знали немногие.

С 13 по 17 июня эскадра простояла на Ревельском рейде. Сенявин организовал практические и тактические учения. Для подкрепления здоровья моряков с берега доставляли свежие мясо, зелень и чистую воду¹²⁸. Это был пример отношения знаменитого адмирала к нуждам подчиненных и урок для будущего флотоводца Нахимова.

Присоединив бриг «Ахиллес», Сенявин продолжил плавание. В ночь на 29 июня моряки выдержали шторм у Готланда, 4 июля дошли до Борнхольма, 6 июля прибыли к Мэну, взяли лоцманов и прошли к

Копенгагену. 10 июля присоединились корабль «Царь Константин» и два фрегата. Выступив 11 июля, эскадра преодолела встречные ветры и 22 июля вышла в Северное море, 26 июля приблизилась ко входу в Ла-Манш и 27 июля расположилась на Спитхэдском рейде Портсмута, где уже дожидался фрегат «Константин»¹.

Автор исторического журнала русской эскадры отмечал: «Во время плавания эскадры от Кронштадта до сего места все корабли и фрегаты соблюдали во всей точности места свои в ордерах, столь же верно ночью, как и днем, все движения и управления производились быстро и правильно, ордер или колонна похода никогда и ни в каком случае не нарушались...

Старейшие и опытнейшие моряки Дании и Англии, посещавшие эскадру в Копенгагене и Портсмуте и видевшие ее в действиях, единодушно отзывались, что столь примерной и отличной эскадры они никогда видеть не ожидали...»^{129 130}

О переходе от Кронштадта до Портсмута Нахимов позднее писал другу М.Ф. Рейнеке: «Ты, верно, на меня очень сердишься, любезный друг Михайло Францевич, что я, имея случай писать из Англии, не написал тебе. Но со мной так много случилось на этом переходе неприятного, что письмо мое ничем иначе не могло быть наполнено, как одними огорчениями, и потому я решился лучше не писать»¹³¹.

Самым большим огорчением, несомненно, явился приказ Д.Н. Сеня-вина, который шел на «Азове». Приказом этим лейтенант Нахимов и два других офицера были арестованы за чрезмерную жестокость к матросам¹³². Видимо, этот эпизод повлек за собой и наставление Д.Н. Сеня-вина Гейдену от 5 августа:

«...Весьма важным считаю обратить особое внимание в. с-ва на обхождение гг. командиров и офицеров с нижними чинами и служителями. Сделанные мною замечания на сей предмет показывают мне, что гг. офицеры имеют ложные правила о рассркдении соблюдения дисциплины своих подчиненных.

Нет сомнения, что строгость необходима в службе, но прежде всего должно научить людей, что им делать, а потом взыскивать с них и накладывать [взыскание] за упущение.

Надлежит различать упущение невольное от умышленого или пре-небрегательного: первое требует иногда снисхождения, а второе немедленного взыскания без послабления.

Никакие общие непослушания или беспорядки не могут произойти, если офицеры будут заниматься каждый своей командой.

По сему должно требовать от гг. офицеров, чтобы они чаще обращались со своими подчиненными, знали бы каждого из них и знали бы, что служба их не состоит только в том, чтобы командовать людьми во время работы, но что они должны входить и в частную жизнь их. Сим средством приобретут они к себе любовь и даже доверенность, будут известны и о их нуждах и отвлекут от них всякий ропот, донося о их надобностях капитану.

Начальник и офицеры должны уметь возбудить соревнование к усердной службе в своих подчиненных ободрением отличейших. Они должны знать дух русского матроса, которому иногда спасибо дороже всего.

Непристойные ругательства во время работ не должны выходить из уст офицеров, а неисправность и проступки матросов наказуются по установленной военной дисциплине...»¹