Это не единственный пример довольно странной ситуации, когда служители по крайней мере номинально атеистического Советского государства были вынуждены разбираться с проблемами христианского богословия и нравственного поведения верующих, отправляя советские законы. Декрет Совнаркома, изданный в январе 1919 г., предоставлял возможность альтернативной службы и даже полного освобождения от воинской службы по религиозным убеждениям. Хотя нет точной статистики, сотни, а возможно тысячи молодых баптистов, подобно Логинову и другим членам маленьких религиозных групп, воспользовались этим законом[169]
. Часто на этом основании говорят об исключительных условиях, которые большевики создали членам религиозных групп, преследуемых до революции. Ко времени, когда суд разбирал дело Логинова, отказ от военной службы по религиозному убеждению стал предметом конфликта между большевистским правительством и сектантами. В этой главе рассматриваются отношения между баптистами и большевиками в свете декрета 1919 г. и его понимание государством и верующими в контексте революции, Гражданской войны и послевоенной реконструкции. Для обеих сторон этот декрет оказался сомнительной привилегией. Он появился на свет отчасти в силу верности идеалам, отчасти как тактическая уступка, но его введение привело к последствиям, которые не могли предвидеть ни власть предержащие, ни сектанты. Большевики столкнулись с необходимостью разбирать вопросы совести, а баптисты обнаружили, что этот закон вместо того, чтобы охранять их убеждения, использовался для испытания их гражданской лояльности новой России. К середине 1920-х годов принудительный отказ от пацифизма как учения и практики стал непременным условием сохранения легального статуса для организаций баптистов и евангельских христиан.Хотя лидеры большевиков поначалу воспринимали Красную армию как добровольческое войско, к апрелю 1918 г., когда иностранные силы высадились во Владивостоке и на севере страны, а по всей стране началось сопротивление большевикам, появились сомнения, что для сохранения власти достаточно будет исключительно добровольческого ополчения. ЦИК ввел обязательную военную подготовку для всех рабочих и крестьян мужского пола в возрасте от 18 до 40 лет. Когда в мае разразилась Гражданская война, большевики начали призыв. Эти меры были крайне непопулярны в стране, измученной годами войны, и летом-осенью 1918 г. были введены военные трибуналы, осуждавшие и казнившие сотни солдат за измену, саботаж, дезертирство и мародерство. Однако дезертирство продолжалось [Von Hagen 1990: 28–30, 37,46]. И в то самое время, когда перед большевиками остро стоял вопрос, как мотивировать население защищать их революцию, они ввели освобождение от воинской службы по убеждению. Что удивительнее всего, атеистическое Советское государство распространило эту привилегию лишь на тех, кто обосновывал свой пацифизм религиозными верованиями.
Декрет Совнаркома от 4 января 1919 г. предусматривал альтернативную гражданскую службу, а в некоторых случаях безусловное освобождение от всех форм службы по религиозным убеждениям. За исключением британских законов об отказе от воинской службы по убеждениям, принятых в 1916 г., советский декрет был самым либеральным в истории [Brock 1970:105]. Что еще удивительнее, учитывая отношения большевистского государства к религии, согласно новому декрету, учреждался комитет из представителей религиозных сектантов, который должен был следить за его исполнением. Декрет рекомендовал судьям, решавшим дела об отказе от военной службы руководствоваться мнением экспертов из Объединенного совета религиозных общин и групп «по каждому отдельному делу» [Декрет об освобождении 1919: 29]. В эту организацию входили представители от толстовцев, баптистов, меннонитов, трезвенников и адвентистов седьмого дня. Они должны были подтверждать перед судебными органами, что их вера запрещает участие в военной службе и ручаться за искренность просителя. В разгар Гражданской войны, когда по всей стране шло наступление на религию, этот декрет неожиданно выстраивал партнерские отношения между религиозными организациями и судебными органами Советского государства по вопросу об освобождении от воинской службы, причем определять степень искренности тех, кто претендовал на такое освобождение, должен был Объединенный совет религиозных общин и групп [Воспоминания крестьян-толстовцев 1989: 262–265; Brock, Young 1999: 301–302].