Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Баптисты всегда признавали значимость формирования ассоциаций, которые бы объединяли всю деноминацию, однако их духовный индивидуализм и принципы организационной работы приводили к тому, что для них было непросто пойти на компромисс [Torbet 1963: 31]. Как пишет Уильям Генри Брэкни: «Баптисты – целая семья деноминаций, обладающая общим наследием. В то же время они сделали все возможное, чтобы обособиться друг от друга, выстроив для себя отдельные идентичности» [Brackney 1988: xix]. Пол Стиве отмечает, что русские баптисты проявляли «подчеркнутое нежелание подчиняться иерархической общероссийской структуре и склонность к внутреннему разделению» [Steeves 1976: 60].

Сам факт, что одной из главных преград для объединения стали споры по поводу самоназвания движения, говорит о том, насколько сильны были партикуляристские настроения среди верующих. В начале XX в. обращенные горячо спорили об уместности самого термина «баптизм». При формировании общин появлялись самые разные самоназвания: «духовные христиане», «истинные христиане», «общество друзей Божьих», «общество обращенных в новое русское братство» или «братья библеисты» [Рождественский 1889: 2]. По мере того как эти группы начинали общение друг с другом и создание общих ассоциаций, возникла необходимость в общем имени. Союз баптистов давно заметил эту проблему; именно поэтому в 1903 г. организацией было принято название «Союз русских евангельских христиан-баптистов». Однако многие верующие остались этим неудовлетворены. На Первом съезде Союза после Революции 1905 г., который прошел в Ростове-на-Дону в мае 1906 г., один из делегатов спросил, все ли участники съезда должны отныне именовать себя «баптистами». Он пояснил, что многие верующие были согласны участвовать в создании Общего союза русских баптистов, но считали сам термин «баптист» «небиблейским и нерусским» [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 32, п. 10, л. З][48]. Это иноязычное слово этимологически не имело связи с русским словом «крещение».

Вопросы иерархии и власти также сыграли свою роль в богословских расхождениях между баптистами и евангельскими христианами: хотя в целом они разделяли общие принципы, баптисты обычно придерживались более строгого взгляда на членство в Церкви и на рукоположение, чем евангельские христиане. Последние обычно уделяли меньше внимания приверженности всем компонентам учения и относились более свободно к формированию Церкви, не считая необходимым рукоположение и выступая за открытое причастие [Blane 1964: 65].

Возможно, важнейшим фактором, который повлиял на организационный раскол между баптистами и евангельскими христианами, стали амбиции Проханова, стремившегося возглавить все движение. С самого начала столетия он все больше стремился обособить его северную ветвь от баптистов, настаивая на самоназвании «евангельские христиане» и считая себя лидером, способным возглавить всех русских протестантов [Prokhanoff 1933; Steeves 1976: 46–47]. В 1906 г. он пытался основать Русский евангельский союз, который бы объединил различные группы по образцу Всемирного евангелического альянса. Хотя это начинание вызвало известный интерес среди пашковцев и различных евангельских групп в столице, баптисты отнеслись к нему неоднозначно. Союз получил визу Министерства внутренних дел в 1908 г. и провел одно собрание в начале 1909 г., но, несмотря на громкие выражения беспокойства со стороны Православной церкви, ничего, в сущности, не сделал [История евангельских христиан-баптистов в СССР 1989:151–152; РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 310; ф. 797, оп. 77 (2 отд., 3 ст.), д. 578, л. 21–32 об.].

Уже существующие разногласия только укрепились в сентябре 1909 г., когда Проханов созвал в Петербурге съезд, заложивший основания Союза евангельских христиан. Сам Союз был официально создан на следующем съезде, прошедшем в новогоднюю пору 1910–1911 годов. Соперничество между двумя течениями внутри общего движения, а также попытки объединить их с этих пор будут важным аспектом жизни Евангелической церкви.