Русские беседы: лица и ситуации

Собственно, христианство в интерпретации Шипова далеко от любых конфессиональных границ, что заметно уже на уровне терминологии – он предпочитает говорить об «учении Христа», «Евангельском учении», подчинении «своей воли требованиям Высшего мирового Начала», при этом, по крайней мере мне, ни в одном из текстов Шипова не довелось встретить именования Христа «Богом». В самом начале своих «Воспоминаний…» Шипов писал: «Мое жизнепонимание создавалось на почве воспитанного во мне с детства религиозного сознания, но окончательно оно сложилось под нравственным влиянием двух русских мыслителей – Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. Я верю в жизненность Евангельского учения, верю, что оно дано людям для его осуществления в этой жизни, согласно словам молитвы: “Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли”. Смысл жизни всего человечества, по глубокому моему убеждению, заключается в постепенном, но неуклонном движении по направлению к идеалу христианского учения – установлению Царства Божия на земле»[515]. Здесь Шипов достаточно типичен для своего времени, когда для многих Достоевский и Толстой стали «апостолами интеллигенции». Иеромонах Антоний (Храповицкий), будущий митрополит, говорил в 1888 г.:

«Показать нам фактически-детально жизненное значение христианства и народничества, вывести их из области науки, публицистики и поэзии в повседневном быте, – вот чем заставил следовать за собою Достоевский изверившуюся во всякую теорию интеллигенцию.

Этого, вероятно, способа и ожидали те великие мужи русской истории XIX века, последователем которых и объявил себя Достоевский. Разумею славянофилов. Они скорбели о косности своих слушателей и читателей, и молили Бога о более убедительном для общества проповеднике. […] Пророк этот раскрылся в лице Достоевского»[516].

Но если Достоевский упоминается Шиповым преимущественно «обобщенно», без детализации и при поминания конкретных персонажей или произведений, то Толстой – гораздо более интимный, близко знакомый автор. Помимо прочего – и знакомый буквально, Шипов общался с Толстым и считал его выразителем идеи русского народа, наличествующей в последнем как «настроение»:

«Народ наш всегда инстинктивно желает, чтобы по закону было так, как следует по Божьи»[517].

Это же представление о Толстом как о выразителе «религиозного настроения», свойственного русскому народу, черт его характера, Шипов повторит и в послесловии к «Воспоминаниям…», датированным апрелем 1918 г., добавив, правда, теперь к Толстому и Достоевского[518]. О значении Толстого для своего жизнепонимания и о пределах согласия Шипов развернуто писал к М. В. Челнокову 16.VII.1904: