Русские беседы: лица и ситуации

с одной стороны, утверждается необходимость ограничения власти бюрократии, создания механизмов контроля над нею, что предполагается осуществить благодаря формированию совещательных органов, созывам «сведущих людей» и т. п., постоянно повторяется идея о введении в состав Государственного Совета представителей от разных общественных групп и учете мнений не только большинства, но и меньшинства; с другой стороны – налицо стремление сохранить режим личной власти и вывести его из автономной логики управления, которая последовательно ограничивает этот режим через выстраивающиеся процедуры и т. п.

Проблема, стоящая перед консерваторами, заключается в том, что для них в условиях возможного либерального парламентаризма и существующего порядка нет доступа к власти. Консервативное требование обращения к «знающим людям», личного участия монарха оказывается притязанием на доступ к нему, получение возможности прямого воздействия на государя. Но, обретая подобный доступ (как в случае Победоносцева), консерватор становится «охранителем» и тем, кто теперь уже сам в глазах иных выступает «средостением». Апелляция к личной власти – следствие слабости собственной позиции, которая может обрести силу, лишь будучи присвоенной властью, став ее программой, а шанс на это консерватор получает в обход существующей рациональной и рационализирующей власти. Здесь же и источник относительного влияния консервативных идей, так как сам монарх оказывается их сторонником: для того, чтобы сохранить собственную власть, расширить свободу принятия решений, он вынужден препятствовать консолидации правительственной системы (отсюда вытекает последовательное сопротивление образованию единого правительства[548]), обеспечивать себе каналы информации, независимые от правительственных, создавать экстраординарные органы управления и т. п. При этом, если в эпоху Александра II император скорее действует «среди» правительства, поддерживая в нем неравновесие и регулярно дестабилизируя, то Александр III склонен выстраивать правительство в режиме личного управления, через назначения лиц, пользующихся его доверием и не имеющих собственной опоры в административной среде (наиболее яркий пример – карьера С. Ю. Витте). Что касается Николая II, то для него характерно дистанцирование от правительства и всего управленческого аппарата, создание системы личных контактов, не переходящих на правительственный уровень (как при Александре III) и реализующихся через непосредственное, в обход существующих институций, действие государя («безобразовская компания», позднее – то, что в глазах публики приобрело облик «распутинщины»).

Из этой же ситуации вытекает сложность какого бы то ни было политического оформления консерваторов или «правых»: до 1905 г. это совершенно невозможно, поскольку означало бы появление политической партии или ее «зародыша» в системе, исключающей всякую партийную политику. Любая, сколь угодно промонархическая партия оказывалась бы несовместима с системой (у)правления, нацеленной на деполитизацию (отсюда упоминавшиеся ранее фантазии на тему тайных консервативных обществ/союзов). Вхождение консерваторов в политику происходит после революции 1905 г., когда власть оказывается лишь одной из сторон противостояния и вынуждена искать новые ресурсы поддержки – причем не пассивной лояльности, но активных сторонников. Часть проблем, здесь возникающих, затрагивал еще Победоносцев в письме к Николаю II (от ноября 1898 г.): «Массы народные издавно коснели в бедности, нищете, невежестве и терпели от насилия сверху. Но они терпели, жили и умирали бессознательно… в последнее время бессознательность миновала, умножились средства сообщения, и вопиющая разница между нищетою одних в большинстве и богатством и роскошью других в меньшинстве стала еще разительнее». В итоге произошли коренные изменения – из-за того, что общественные группы, ранее не соприкасавшиеся или почти не соприкасавшиеся друг с другом, пришли во взаимодействие, а отношения между ними более не регулировались традиционными нормами: «Все это легло на массу страшною тягостью, в иных местах невыносимою. Душа народная стала возмущаться. Стали подниматься всюду вопросы: для чего мы страдаем? а другие обогащаются нашим трудом, кровью и потом? И к чему служат власти, которые в течение тысячелетий ничего не могли устроить для нашего облегчения? И к чему, наконец, государство и всякая власть государственная?» (см.: с. 126).