Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

«Я теперь хожу как пчела по сотам: где только встречу седую бороду не отойду от нее без того, чтоб не выжать из нее пахучего цвета народной поэзии^ или в предании, или в песне. Изучение этих малороссийских антиков так же меня совершенствует, как совершенствует живописца изучение антиков скульптуры… Здесь я познакомился с известным Мих. Грабовским и нашел в нем человека весьма умного и чрезвычайно трудолюбивого. Он пригласил меня провесть у него в деревне несколько дней и представил в мое распоряжение свою библиотеку и все свои бумаги, которых у него множество. И я теперь посреди книг и бумаг чувствовал бы себя как в раю, если б не сказанное обстоятельство. Отсюда я буду углубляться в разные места Украины для изыскания развалин народной поэзии, – дело великой важности, как я увидел после нескольких опытов. Михайло Александрович [Максимович] написал о Коливщине сущий вздор, который я советовал бы ему предать забвению: я только теперь то увидел. Я сам думаю написать о Коливщине, нужды нет, что Скальковский пишет историю гайдамак. Я Грабовскому сообщил много такого, что его удивило, но зато и у него нашел такие материалы для истории Малороссии, о которых нам, заднепрянам, и не снилось. Теперь Грабовский пишет роман из старины, но более нравоописательный, чем исторический. Умная, светлая голова. Он очень пригодился бы нашей Археографической Комиссии… Моего „Мих. Чарнышенка“ переводит кто-то под его руководством на польский язык. Он говорит, что я первый постиг элементы души запорожской и что со временем я напишу что-нибудь равное „Ваверлею“ „Пуританам“ и проч. А мои народные легенды (в „Киевлянине“) он ставит единственными в русской литературе» (Кулиш, 1899: 189–191, письмо от 31.VII. 1843).

В тот же год, в начале июня, Кулиш познакомился с Шевченко, вспоминая об этом так: «Когда я сидел за мольбертом, утопая в игре линий, тонов и красок, передо мной появилась неведомая еще мною фигура Шевченка, в парусиновом балахоне и в таком же картузе, падавшем ему на затылок, подобно козацкому шлыку.

– „А згадайте, хто?“ – это были первые слова Тараса, произнесенные тем очаровательно-веселым и беззаботным голосом, который привлекал к нему и женщин и детей. Я отвечал: „Шевченко“.

– „Вин“, – отвечал Тарас, засмеявшись так, как смеются наши молодицы. Тогда он не носил еще усов и на лице его было много жественного.

– „Чи нема в вас чаркы горылки?“ – Это была вторая услышанная мною от Шевченка фраза» (Кулиш, 1885: 64).