Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

Если в основе мицкевичевского построения лежит идея «христианской монархии», то в логике «Книги бытия…» сама эта идея является извращением христианства: «И те, которые так говорили и говорят и извращают Христово слово, те отдадут ответ в день судный. Они скажут судии: „Господи, не твое ли имя пророчествовах?“ А судия скажет: „Не вем вас“» (и. 43). Одновременно на смену противопоставления «Книги народа польского» христианства, единого Бога и идолов, поставляемых королями и оправдываемых философами, в «Книге бытия…» осуждаются уже не «философы», а «лжефилософы» (и. 25)[42].

Противопоставление на мир христианский и мир нехристианский заменяется в «Книге бытия…» на неравенство благодати:

«Благодать дана всем языкам, а прежде поколению Яфетов, ибо Симово отвергнуло Христа в лице жидов.

И перешла благодать к племенам греческому, романскому, немецкому и славянскому» (пп. 45–46).

Каждое из них, кроме славянского, оказывается недостойно благодати:

(1) греки – «ибо они приняли новую веру, а не совлеклись ветхого человека со страстями и похотями, они оставили у себя императоров и господ, и тщеславие царское, и неволю, и наказал их Господь: царство греческое чахло тысячу лет и попало под иго турков» (п. 47),

(2) романское племя «благословил… Господь, ибо они лучше приняли св[ятую] веру, нежели греки, однако и они не совлеклись ветхого человека со страстями и похотями, оставили королей и господ и выдумали главу христианства – папу, и этот папа выдумал, будто имеет власть над целым миром христианским, и никто не может судить его, а что вздумает, то все хорошо» (п. 48),

(3) «но и немцы не совлеклись ветхого человека со страстями и похотями, ибо и они оставили у себя королей и господ и, что хуже всего, позволили вместо папы и епископов управлять церковью христовою королям и господам» (п. 49).

Последующая история вновь интерпретируется в духе мотивов «Книги народа польского», повествуя о королях, творящих идолов (п. 50): и «выдумали отступники нового бога, сильнейшего над всеми мелкими боженятами, этот бог по-французски называется „эгоизм“ или „интерес“» (п. 52), после чего следует осуждение французской революции (отсутствующее у Мицкевича) как дела безбожного:

«И французы убили короля своего и прогнали господ, а сами начали резаться и дорезались до того, что впали в горшую неволю.

Ибо на них Господь хотел показать всем языкам, что нет свободы без христовой веры.

И с тех пор племена романское и немецкое мятутся, возвратили себе королей и господ, а кричат о свободе, и нет у них свободы, ибо нет свободы без веры» (пп. 56–58).

Соответственно, избранным племенем становится славянское: «случается, что меньшой брат лучше любит отца, однако получает меньший участок, чем другие братья, а впоследствии, как братья старшие потратят свое достояние, а меньшой сбережет свое, то меньшой старших выручает» (п. 60) – славяне еще до принятия христианства не имели «ни царей, ни господ, и все были равны… а поклонялись славяне одному богу вседержителю» (п. 61), но затем, соблазнившись от немцев, «приняли… королей и господ» (п. 65), и через то «наказал Господь славянское племя жесточее, нежели другие племена, ибо сам Господь сказал: кому дано больше, от того больше и взыщется» (п. 67) – и от всего славянства «стало три независимые царства: Польша, Литва и Московщина» (п. 70), прочие же погибли или попали «в неволю к чужеземцам» (пп. 67–68).