Русские беседы: уходящая натура

Стремясь вежливо, но ясно продемонстрировать автору пьесы и его влиятельному патрону по меньшей мере сомнительность патриотического лубка с точки зрения предполагаемого воздействия на виленскую публику, Гончаров предлагает в качестве расширения и укрепления русского влияния в Северо-Западных губерниях средствами театра не покровительствовать быстрым изделиям патриотических драматургов, а создать русский «хорошо устроенный и изящно убранный театр, снабженный достаточными средствами к тщательной постановке пьес, исправный оркестр и несколько талантливых артистов – все это невольно должно привлекать еженедельно толпу зрителей в краю, небогатом общественными удовольствиями» (стр. 190). Театр должен быть русским по языку, стать проводником русского культурного влияния, а не местом постановки лубочных представлений:

«‹…› можно бы было ставить репертуар из пьес безразличного содержания – драм, комедий, водевилей, опер – но исключительно русских и ни на каком другом языке, кроме русского. Таких пьес найдется немало, если взять русский репертуар за много лет, начиная с Шаховского, Полевого, Загоскина, Хмельницкого, водевилей Писарева, Ленского, опер Верстовского и Глинки.

В деле устройства театра в Северо-Западном крае важен не строгий выбор тех или других сюжетов для пьес, а важно прежде всего устройство русского театра, господство русского языка, картин из русского быта, русских нравов и русской истории. Наконец, даже пиесы Шекспира, Гете, Шиллера и других, если до них дойдет очередь, должны быть играны не иначе как в русском переводе» (стр. 190).

Заслуживает внимания и то обстоятельство, что после вступления в силу закона от 6 апреля 1865 г. и появления выходящих без предварительной цензуры газет и журналов и непериодических изданий Гончаров настойчиво повторяет, – стремясь, надо полагать, внушить эту мысль и некоторым из коллег, и вышестоящим чинам, – что тексты и выражения, которые были бы исключены при существовании цензуры предварительной, теперь должны быть допущены, поскольку не дают оснований для преследования в судебном порядке или же ставят администрацию в случае такого преследования в неудобное положение. Впрочем, как покажет последующее развитие событий, из этого неудобного положения будет найден уже в министерстве преемника Валуева, Тимашева, другой выход – а именно, через расширение прав налагать взыскания административным порядком, без обращения в суд.

Гончаров выйдет в отставку в конце 1867 г., выслужив на сей раз полную пенсию (1750 руб. серебром) и более уже не возвращаясь на службу, живя почтенным холостым отставным чиновником, одновременно с массой переживаний и беспокойства готовя выход в свет своего последнего романа. В письме к Тургеневу, написанном в феврале 1868 г., он так рассказывает о переменах в своей жизни:

«Я вышел в отставку, о которой давно помышлял, как об отрицательном и неизбежном благе. Застой крови, а особенно слабость глаз, все увеличивающаяся от чтения при огне – буквально выгнали меня из службы. Боязнь за глаза – серьезная боязнь, а служба моя вся состояла в чтении. Прослужив 30 лет, я счел себя вправе успокоиться и отдохнуть, все, что мне теперь остается, так как свобода теперь для меня мертвое благо, которым я не могу воспользоваться производительно. К тому же я могу сказать про себя: „но не всегда мила свобода тому, кто к неге (т. е. к жалованью) приучен“ – понеже пенсия, благодаря Богу и царю мне назначенная, дает средства существовать, но без всякой неги, даже без хороших сигар, которые, если пожелаю курить[51], – должен выкидывать какие-нибудь литературные штуки, а между тем не чувствую к таковым никакой ни охоты ни сил…» (письмо от 10/22.II.1868).

Подводя итог, отметим: приходится благодарить судьбу, что она почти на десять лет определила Гончарова на службу в цензуре, причем на различных должностях. Благодаря этому сейчас появилось уникальное издание – максимально полный комплекс документов, освещающих цензурную службу одного лица на протяжении значительного промежутка времени, дающий возможность увидеть цензуру не с точки зрения авторов и редакций, и не во фрагментарных публикациях, связанных с судьбой конкретного издания, а «широким фронтом», начиная от сухого перечня текстов, поступивших на рассмотрение цензора, до внутриведомственной переписки. Остается лишь ожидать очередного тома теперь уже Полного собрания сочинений и писем К.Н. Леонтьева, который представит широкому кругу специалистов и интересующихся материалы деятельности другого цензора-писателя, на сей раз по Московскому цензурному комитету 1880-х годов.

9. Писарев. В свободе от опыта

[Рец.:] Д.И. Писарев в воспоминаниях и свидетельствах современников / Сост., подгот. текстов, переводы, коммент. и вступ. ст. В.И. Щербакова. – М.: ИМЛИ РАН, 2015. – 448 с.