Русские беседы: уходящая натура

Писареву досталась необычная не только жизнь, но и посмертная судьба. С одной стороны, громкая слава, многочисленные издания сочинений, с другой – он в рамках советского канона занимал положение «на крае», где-то там же, где и Лесков, – да, классик, но не бесспорный, включенный в школьную программу, но не удостоенный полного собрания сочинений. Лицо сомнительное – вроде бы борец с существующим строем, радикал, но радикализм его не социальный, апеллирующий к свободе индивида и к его праву на «реалистическое» устройство жизни (своей), и только исходя из этого – предъявляющего требования к окружающему миру, не устраивающего его в своей данности.

Мир делится не на героев и подлецов, не на альтруистов и эгоистов, праведников и грешников, а на честных и нечестных, на тех, кто ведет осмысленное существование, и на тех, кто забыл сам смысл вопроса – «а зачем он живет?» – не потому, что его это существование устраивает, а по привычке, погруженности в сонное царство. Всякий является эгоистом (в том смысле, что собственное благо ставит превыше всего, поступает так фактически), но далее люди разнятся один от другого тем, что у одних эгоизм разумный, а у других – неразумный, одни отдают себе отчет в своем эгоизме, другие – совершенно искренне, но от этого не менее ложно – уверены в обратном или же, сознавая себя эгоистами, стыдятся этого, стремясь изменить себя, и в результате попадают в ловушку уже ложного, неразумного эгоизма, приносящего вред и им самим, и окружающим.

Это сочетание двух положений, одинаково важных, – принципиального индивидуализма и культа разума: индивид – финальная реальность человеческого существования – я действую, я сужу, я наслаждаюсь, я страдаю – и, следовательно, «я» – конченая инстанция оценки – благом является то, что есть благо для меня.

Но мир разумен – и разум всеохватен, то, что разумно, одновременно и благо и справедливо – мое частное страдание, конкретное неудовольствие преодолевается моим же суждением о последующем наслаждении, ради которого я должен пожертвовать сию минутным наслаждением, дабы избежать будущего, куда более существенного страдания. Поскольку мы сосуществуем друг с другом и не можем этого избежать (более того, мы друг для друга еще и источник удовольствия), то отношения между нами должны быть выстроены рационально, приводя в этом случае к оптимальному результату. Разумность мироустройства гарантирует, что именно рациональная организация совместной жизни приведет к результату, соответствующему эгоистическим устремлениям каждого из нас наилучшим образом: иначе говоря, дабы получить наилучшие шансы на достижение собственных целей, мы должны учитывать цели и стремления других – разум предписывает нам действовать в определенных ситуациях «альтруистически», так как подобное поведение ближе и/или быстрее всего приведет нас именно к нашим, вполне эгоистичным целям.

Эгоизм – не принцип разума, а принцип самой реальности, все сущее стремится к благу, а его собственное существование есть благо для всякого сущего. Разум же позволяет нам наилучшим образом соответствовать реальности, т. е. разумное не противопоставляется природному, а является его совершенством, поступать разумно значит поступать наиболее точным образом в соответствии со своей природой.

Каждый поступает в соответствии с собственным представлением о благе (своем), равно как и любой другой поступает с ним исходя из аналогичного представления: победа собственных воззрений, преобладание «реалистов» будет достигнуто за счет того, что все большее число людей будет осознавать истинность-выгодность подобного воззрения. Разумность оказывается тождественной со справедливостью, поскольку неразумный порядок держится на том, что индивиды не осознают своих интересов, принимают в качестве таковых ложные и/или чужие. Осознание своего истинного интереса приводит к освобождению, поскольку несправедливый порядок держится не силой, но властью, т. е. либо ложным признанием его справедливым со стороны подвластных, либо признанием его неизменным. Тем самым свобода оказывается достоянием индивида – тот, кто не способен осознать свой истинный интерес, поступать в соответствии со своим благом, тот не может быть свободен, и, следовательно, не может быть освобожден: освобождение оказывается результатом либо саморазвития, либо развития извне (60-е будут одержимы стремлением «развивать» – братьев, сестер, кузин и т. д.), но в конечном счете это действие индивида и его достижение. Отсюда: свобода не является достоянием всех, а только тех, кто свободен, это не коллективное, а персональное состояние (которое затем способно приобретать новое качество уже через коммуникацию свободных), и всегда есть несвободные – по органическим причинам, например, как малые дети или негры, или по условиям существования, не дающим возможностей для развития.