Русские беседы: уходящая натура

От этого этапа цензурной биографии Гончарова сохранилось наибольшее количество принадлежащих лично ему материалов, в первую очередь мнений и замечаний, относящихся к отдельным статьям или номерам наблюдаемых изданий, а также регулярные итоговые обзоры направления порученных изданий. Остановимся лишь на двух моментах, относящихся к этой деятельности Гончарова. Прежде всего, преимущественное его внимание оказалось обращено на издаваемую и редактируемую И.С. Аксаковым славянофильскую газету «День». Позиция Гончарова в данном случае умышленно двойственная: с одной стороны, он регулярно отмечает, «что при настоящих ценсурных правилах она пользуется значительной степенью ценсурных льгот в выражении своих мнений по важным политическим и государственным вопросам. Эти льготы, допущенные, конечно, не без ведома правительства, оправдываются и даже, может быть, требуются в настоящее время при известном патриотическом настроении, особенно московской публицистики, служащей к поддержанию этого настроения в обществе» (стр. 60)[43]. В связи с этим многочисленные представляемые Гончаровым в Совет замечания на публикации газеты «День» не сопровождаются никакими предложениями административного плана, служа исключительно «для сведения» (и в то же время обращая внимания на публикации, которые во всяком другом издании повлекли бы за собой принятие конкретных мер воздействия)[44]. В последние же месяцы существования газеты «День» замечания Гончарова хотя и содержат в себе рассуждения о возможных взысканиях, однако их автор отклоняет данную возможность, теперь уже ссылаясь и на предстоящее прекращение газеты, в связи с чем репрессивные меры оказались бы не только бессмысленными, но и производящими дурное впечатление. Однако данного рода суждение сопровождается и охранительной оговоркой, позволяющей сделать выводы прямо противоположного порядка, а именно: об опасности допу щения подобных свобод для «Дня», поскольку «для наблюдения по делам печати может возникнуть затруднение в таком только случае, когда редакторы других изданий, увлекшись смелостью редакции „Дня“, воспользуются ее примером и в случае преследования их законом будут ссылаться в свое оправдание на снисхождение и терпимость, оказываемые означенной газете» (стр. 157). Фактически Гончаров, не предлагая никаких мер, направленных против газеты «День», одновременно, в соответствии с курсом П.А. Валуева, готовил объемное досье на данное издание и его авторов, которым, как готовой коллекцией многократных и грубых нарушений существующих правил, можно было бы воспользоваться в случае изменения отношения к изданию со стороны «правительства» (понятия, в данном случае весьма неопределенного, однозначно включающего лишь непосредственно Императора[45]).

Второй привлекающий особенное внимание момент в цензорской деятельности Гончарова 1863-1867 гг. связан с национальным движением в Российской империи, в первую очередь с так называемым «польским вопросом». Здесь позиция Гончарова также отличается двойственностью, или, если угодно, поиском juste milieu. С одной стороны, касательно начавшейся полемики по остзейскому вопросу с участием той же самой газеты «День»[46], он отмечает:

«Я вообще не обольщаю себя надеждою, чтобы полемика, возникшая в московской и остзейской прессе по вопросу такой глубокой важности, как антагонизм русского и немецкого элементов, в основании которого лежит и племенной антагонизм славянской и немецкой рас, и случайное политическое столкновение двух национальностей под одной державой, могла быть успокоена теми или другими цензурными мерами, как бы они решительны и строги ни были. Примирение или успокоение обеих пресс, освобожденных от предварительной цензуры, может совершиться только под влиянием тех или других примирительных мер, какие угодно будет высшему правительству принять к устроению самого положения дел в Остзейском крае» (стр. 176)[47].

Пресса здесь выступает лишь выразителем / отражением существующих общественных и политических конфликтов, и потому пределы цензурного вмешательства в ситуацию трактуются как весьма ограниченные, к тому же не касающиеся самого существа проблемы. Однако при этом позиция в отношении Западных губерний предстает в текстах Гончарова весьма определенной и куда более «активистской» со стороны цензурного ведомства, отражая во многом позицию министра. Так, по поводу поступившей на рассмотрение одной из патриотических брошюр, появившихся после январского восстания 1863 г., «Москва, Киев и Варшава, или Повествование о кровной и кровавой связи Великой Руси с Польшей через Малую Русь и Литву», Гончаров пишет, после перечисления смущающих его кровавых подробностей и пафосных обращений: