Читаем Русские беседы: уходящая натура полностью

Служба Гончарова в цензуре делится на два совершенно различных по статусу периода, и прошение об отставке заканчивает первый из них (1856–1860), когда он был старшим цензором в Петербургском цензурном комитете, весьма ограниченным в своих, предоставленных по должности возможностях и при общей неопределенности цензурной политики, когда стихийная либерализация печати происходила при неизменности цензурных правил. Так, например, в рапорте об издании «Полного собрания сочинений Лермонтова» (от 11.III.1859) Гончаров одновременно отмечает места сомнительные, и в то же время, не беря на себя единоличное решение вопроса, высказывается в пользу допущения их в печать, приводя два аргумента, убедительных для начальства: (1) «запрещения в печать этих мест у Лермонтова, как у писателя классического, подают и будут подавать повод к перепечатыванию его поэм в заграничных типографиях» и (2) «тем удобнее было допустить просимое одобрение в печать, что выключенные места появятся (в печать) в «Полном собрании сочинений» Лермонтова и не возбудят внимания, ибо места эти давно известны из рукописных тетрадей» (стр. 45). Аналогичным образом, предлагая разрешить издание «Стихотворений» Некрасова (22.IV.1859), Гончаров отмечает, «что книга г-на Некрасова до тех пор не перестанет возбуждать напряженное внимание любителей поэзии, ходить в рукописях, выучиваться наизусть, пока будет продолжаться запрещение ее к свободному изданию, как это показывают многочисленные примеры в литературе» (стр. 49).

Стоит отметить огромный, даже чисто физически, объем работы, в эти годы лежавший на Гончарове (а, напомним, что в это же время им написана большая часть «Обломова»). По подсчетам И.Ф. Ковалева, уточнившего и дополнившего предшествующие (1914) подсчеты А. Мазона, в период с 1856 по начало 1860 г. Гончаров процензурировал 49.106¼ рукописных и 4.548 печатных листов (стр. 431). Осторожность и желание избегать конфликтов также имели свои пределы: в ноябре 1859 г. Гончарову пришлось писать рапорт, объясняясь о причинах допущения к печати рецензии И.К. Бабста на книгу сенатора А.В. Семенова «Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 год» (в 3-х ч. – СПб., 1859)[41]. Рапорт этот рассматривался министром, Евгр. П. Ковалевским, оставившим любопытные пометки на полях текста Гончарова. Так, на слова Гончарова:

«Если в рецензии Бабста обращают на себя внимание ее иронический тон и сарказмы, то беру смелость напомнить, что журнальные рецензии во всех литературах, особенно на произведения посредственные или плохие, пишутся почти всегда в ироническом тоне, вызываемом или сочинением, или обстоятельствами, относящимися до самого сочинителя; ирония и сарказм составляют, так сказать, характер этого рода статей: следовательно, нужно было или исказить статью, лишив ее этого характера, или вовсе не допускать в печать, что в первом случае было бы неудобно, а во втором несправедливо» (стр. 50) – министр замечал: «Г-н Гончаров плохо понимает, в этом отношении, дух наших цензурных правил и напрасно указывает на иностранные рецензии» (стр. 50–51), не раскрывая, впрочем, как надлежит «верно понимать» «дух наших цензурных правил». А на реплику Гончарова: «В конце рецензии г-н Бабст делает тот вывод, что не беда, если сенатор напишет плохую книгу, но худо, если он, не зная основательно государственного хозяйства, „положит какую-нибудь губернию на прокрустово ложе“ и т. д.» – Ковалевский отвечает: «Это уже личность и дерзость» (стр. 51). В итоге Гончаров получил (можно предполагать, не столько за допущенную провинность, сколько за тон рапорта, где он брался поучать начальство особенностям стиля рецензий и пределов позволенного) выговор, при этом вряд ли можно согласиться с комментатором, заключающим, что «дальнейших последствий для него это дело не имело» (стр. 509), поскольку, как отмечает В.А. Котельников, в ответ на цитированное выше последовавшее вскоре, в конце января 1860 г., отношение Делянова, сопровождавшее прошение Гончарова об отставке, и предлагавшее «за отличные труды его» и «столько же и для доставления ему средств на лечение» назначить единовременную выдачу в размере годового оклада (3.000 руб. серебром) министр отказал и уволен со службы Гончаров был с назначением неполной пенсии в размере 107 руб. 25 коп. серебром в год (стр. 434).

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские беседы

Русские беседы: соперник «Большой русской нации»
Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

Русский XIX век значим для нас сегодняшних по меньшей мере тем, что именно в это время – в спорах и беседах, во взаимном понимании или непонимании – выработался тот общественный язык и та система образов и представлений, которыми мы, вольно или невольно, к счастью или во вред себе, продолжаем пользоваться по сей день. Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России – то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.XIX век справедливо называют веком «национализмов» – и Российская империя является частью этого общеевропейского процесса. В книге собраны очерки, посвященные, с одной стороны, теоретическим вопросам модерного национализма, с другой – истории формирования и развития украинского национального движения в XIX – начале XX века. Последнее является тем более интересным и значимым с исторической точки зрения, что позволяет увидеть сложность процессов нациестроительства на пересечении ряда имперских пространств, конкуренции между различными национальными проектами и их взаимодействия и противостояния с имперским целым.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук Б ФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика
Русские беседы: уходящая натура
Русские беседы: уходящая натура

Русский XIX век значим для нас сегодняшних по меньшей мере тем, что именно в это время – в спорах и беседах, во взаимном понимании или непонимании – выработались тот общественный язык и та система образов и представлений, которыми мы, вольно или невольно, к счастью или во вред себе, продолжаем пользоваться по сей день. Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России, то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.Во второй книге серии основное внимание уделяется таким фигурам, как Михаил Бакунин, Иван Гончаров, Дмитрий Писарев, Михаил Драгоманов, Владимир Соловьев, Василий Розанов. Люди разных философских и политических взглядов, разного происхождения и статуса, разной судьбы – все они прямо или заочно были и остаются участниками продолжающегося русского разговора.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук БФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика
Русские беседы: лица и ситуации
Русские беседы: лица и ситуации

Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России, то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.В первой книге серии основное внимание уделяется таким фигурам, как Петр Чаадаев, Николай Полевой, Иван Аксаков, Юрий Самарин, Константин Победоносцев, Афанасий Щапов и Дмитрий Шипов. Люди разных философских и политических взглядов, разного происхождения и статуса, разной судьбы – все они прямо или заочно были и остаются участниками продолжающегося русского разговора.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук БФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары