— А ты не допускаешь такого?
— Нипочем. Ни ворота, ни стены не пробьет.
Спор уже готов был разгореться. Говорили все громче, затейливо и длинно переругиваясь. Но тут на башню поднялся Всеволод в шубе и шишаке. Он шел и без всякого желания подслушивать слышал все, что говорилось…Похоже, везде воины говорили и думали об одном и том же. Один из ратников, узнав князя, покашлял, подавая знак другим, и сам тверже взял крепкое древко копья в руки. Разом смолкли голоса дружинников. До штурма оставались минуты.
Утром 7 февраля, как только рассвет посеребрил стены, ордынцы предприняли первую атаку. Темники, тысячники и сотники погнали воинов с лестницами на приступ крепостных стен. Враги были, как муравьи, многочисленны… приставив со всех сторон к стенам лестницы, отчаянные монголы, выкрикивая боевые ураны, бодро карабкались по ним наверх, но поскольку им недоставало сноровки и хладнокровия, значительная часть бросившихся штурмовать стену серьезно покалечилась, самых нахальных дружинники охаживали по лбу и по корпусу, спихивая вместе с лестницами вниз. Укрывшись за стенами, владимирцы и стрелами от врага отпихивались, и камни на татар со стен метали. Отбивались, как могли, стрел и камней не жалея. Несколько человек, пряча головы и мешая друг другу, лили со стен кипящую лаву. Внизу кто-то бешено орал и ругался. Штурм стал ослабевать. Прозвучал длинный сигнал серебряных рогов: великий хан приказывал отходить…
Всеволод не рассчитывал, что первый навал удастся так легко отбить, и ждал повторной атаки. Он всю ночь всматривался в позиции врага, меняя место своей дислокации, и до боли в глазах следил, не поднимается ли кто по стене на веревке. Но ничего особенного так и не произошло…
Рассвет расколол ночную тьму как яйцо, и вновь пошли татары на приступ. Ратные давно были все поставлены на ноги. Первая волна, устремившаяся в город, наткнулась на поток стрел. Татары отступали, но не уходили.
— Приготовиться, — выдохнул Всеволод. Воины опустили острия, толпа отхлынула и прихлынула вновь с угрожающим шумом. Ратники, ощетиненные копьями, занимая свои места, матерясь, лупили древками копий по чем попадя. На снег падали новые и новые враги.
— Они хотят войны, они ее получат. Пусть насладятся ею по горло.
Тогда попытались татары Золотые ворота пробить. Подтянули большие тараны и, раскачивая подвешенное на железных цепях к верхней перекладине бревно из ясеня, длиной пятьдесят локтей, с железным наконечником, обрушивали его на преграду. Да ничего у них и тут не вышло. Только щепы от тарана в разные стороны летели, а ворота как стояли, так и продолжали стоять. Наша взяла! Ничего монголы не добились. А чтобы отбить у татар всяческую охоту ломать ворота, полетели на таран бревна и камни, да опрокинулся поток кипящей смолы. Сразу повалил жирный чёрный дым, и под самой стеной завопило, заорало, завыло и заохало. «Скушай-ка вот это!» — подумал Всеволод с тихим злорадством.
И вновь отступила Батыева орда.
Наконец исчерпав скорее своё терпение, нежели силы, Субудай, главный полководец Батыя, подумал: раз не выходит так, попробуем по-иному. В этот раз на приступ погнали хашар. Хашар. Слышится в этом слове что-то шуршащее, неприятное, парализующее, ползучее что-то. Может быть, это всего лишь предубежденье. Кто знает? Термин сам по себе безобидный и в переводе с арабского означает «благотворительность». Что может быть лучше и достойнее. В Узбекистане и сейчас этим термином обозначается безвозмездная уборка территории силами граждан. Русский синоним — субботник тут подошёл бы как нельзя кстати и, возможно, был бы более точен, ибо благотворительность — действие для нас несколько иного рода. Но спорить в данном случае, что ближе, а что дальше, особенно нечего, почвы нет, на чём этот спор можно было бы отстроить. Да и зачем? Монголы, со свойственной им извращённой иронией, название оставили, а вот цель и назначение изменили, причём кардинально. От благотворительности осталось лишь одно название, а его синоним — субботник в данном случае выглядит просто кощунственно. Как издевательство. Хотя со стороны монголов так оно и есть. Из таких вот субботников Чингисхан создал страшное оружие, только о добровольности речи уже не шло. Теперь это были пленники из местных, которых гнали впереди монгольского войска, дабы они своим живым щитом прикрывали от камней и стрел идущие на штурм монгольские тумены. Это были смертники, жертвующие своей жизнью во славу побед Чингизидов. И спрашивать их мнение, хотят ли они с ними расстаться, пожертвовать ими ради победы, никто не собирался! Теперь хашар становился одной из основных технологий штурма любого города, эффективнее камнемётов и порой страшнее любого тарана. Не каждый военачальник мог выдержать такую атаку.
Молодого князя в это утро ждало новое страшное испытание.
Погода с самого утра не заладилась. Мело так, что снег залеплял воинам, стоящим на стенах, глаза.
— Вьюга — это к добру, татары авось сегодня не сунутся! — толковали ратники, сменяя издрогших товарищей, крепко охлопывающих себя рукавицами.