Противник, не ожидавший такого поворота, дрогнул, но спины не показал, а развить успех русским полкам было уже нечем. Резервов больше не было, все, кто мог, включились в бой.
Может быть, Василько не был великим полководцем, но вот воителем он был преславным.
Как могучий богатырь из древней легенды, он прокладывал себе дорогу острым мечом среди всего этого хаоса. Копыта его коня ступали по обезглавленным телам.
Железные булавы, ударившись о его грудь, разлетались со звоном на мелкие кусочки, словно стекло. И не было такого щита, который бы не пробил его меч.
Оказываясь в самом центре людского месива, он звездил по головам не успевших избежать столкновения вражеских всадников. Зычным своим голосом он призывал бойцов не жалеть кривоногих степных бесов. Он был красив, отважен и силён. Один только его вид вызывал у татар ужас. Как перезрелые арбузы, трещали вокруг него охваченные страхом нерусские лица.
Видя это, Василько расхохотался, откинувшись в седле, как мог хохотать только бог войны. Русая борода сверкала на солнце. Жила на виске от напряжения вздулась, как канат. Страшен был в этот момент лик Василько, и попятились монголы.
Но как бы ни был страшен русский богатырь, а и его ожидала вскоре печальная участь. Рано или поздно внезапность и большое численное превосходство должны были сказаться и сказались.
Ещё сверкали на поле красные щиты, говоря, что есть еще кому продолжить бой, есть кому постоять за честь Отчизны, но их становилось всё меньше и меньше. Один за другим падали мёртвыми наземь ростовские храбрецы, полные необузданной природной мощи и сурового гнева. Полегла почти вся храбрая дружина Василько, одни уснули навсегда со стрелой в груди, другие — изрубленные татарскими кривыми саблями. Сам богатырь, хоть и был весь изранен, оставался жив. Меч у него в руках по-прежнему сверкал, наводя ужас. Не остывая, в запале бойцовском, ростовский витязь рубил, колол, крошил. Вид его был действительно жутковат. Руки Василько в запекшейся крови, лицо в царапинах, кольчуга помята, в нескольких местах она висела звеньями, открывая бреши, шлем наискось надрублен мечом.
Несгибаемый он был человек, гнулся только в молитве перед богом, врагу же было его вовек не согнуть.
Вот уже и конь под ним был убит, а только и пешего Василько татарам взять было не под силу.
Обступили его враги, блистали их шлёмы, сверкало оружие. Секли они его саблями острыми, а он отражал их удары, перегородившись щитом. Но раны и напряжение боя уже давали себя знать. Дышал богатырь тяжело, воздух со свистом выходил изо рта. Глаза застилал пот, катившийся со лба ручьём, утирая его огромной ручищей, чтобы не мешал, Василько упрямо продолжал драться. Скольких врагов порубил он мечом вокруг себя, не сосчитать, да притупился, зазубрился верный меч. Богатырь был уже не так быстр, движения становились тягучими и заторможенными. На жилах, на упорстве, он стоял как скала. Удары становились реже. Скоро уже и щит был за ненадобностью отброшен.
Брызгая слюной, визгливо выкрикивая угрозы, топтались монголы, возле огромного ростовского героя стараясь, однако, держаться на безопасном расстоянии, опасливо выжидая.
Только человеческие силы даже у самых сильных богатырей, увы, не беспредельны, и они незаметно, капля за каплей, покидают бойца вместе с медленно вытекающей на снег густой алой кровью.
Видя, что в честном бою богатыря ещё долго не удастся одолеть, коварные татары решили воспользоваться проверенным в таких случаях методом.
Аркан в умелых руках — мощное оружие, а увернуться от него израненному бойцу не хватит ни сил, ни ловкости.
Как малого, беспомощного ребёнка спеленал славянского гиганта по рукам и ногам крепкий татарский аркан, повитый из верблюжьих сухожилий, не вырваться уже богатырю из его крепких объятий. Опустился он на снега белые под небом тёмным.
Хоть и не ждал этого Василько, а угодил он к недругам в плен.
Бросились к нему татары, радуясь своей долгожданной победе. Словно собаки на раненом вепре, повисли они на нем, повалили на землю и стали бить кто рукоятью меча, кто ногой. Монгольские воины бесновались вокруг поверженного богатыря, который теперь казался не таким огромным, не таким страшным, как это было всего несколько минут назад.
Свирепый и грозный, как хищник, он был теперь беспомощен. Верёвки сковывали его прочнее, чем железо. Чтобы на свободу не дай бог не выбрался.
Ходили слухи, что шестьдесят нукеров распорол Василько, прежде чем опутали его степняки тугой петлёю.
Монгольские солдаты хоть и злы были, а вождей противника без особого приказа не убивали, стараясь взять живыми. Решать, кому из князей жить, а кого казнить, было не в их власти, а на этом поле не было никого, кто бы мог решить судьбу Василько. По его доспеху и его поведению было видно, что это совсем не простая фигура. А судьбы князей, угодивших в монгольский плен, решал только Батый.
А раз так, нужно доставить пленника хану.
Через некоторое время приволокли полуживого от полученных ран богатыря прямо к стопам Батыя.
Всё это время ростовский князь не принимал из рук врага ни пищу, ни воду.