Выстроились в шеренги на поле пешие ратники, видно, как подрагивают копейные острия и реют стяги над рядами полков. Одетые в толстые кожаные доспехи с металлическими пластинами, бойцы опирались на длинные копья, ожидая своего часа. Каждый знал, за что будет драться и за что умирать, если придётся. С лиц исчезло благодушие, медленно загорались гневом глаза, появились выражения суровости, озабоченности и ожесточенности, изо рта вырвались маленькие облачка пара. Такие лица бывают у людей, готовых кинуться в холодную воду с криком: «Была не была!»
Владимирская дружина стояла возле своих заседланных коней, держа руки на поводу, и представляла собой великолепное зрелище. Вои у Всеволода были один к одному — высокие, широкоплечие, закованные в брони, способные не только выжить, но и взять верх в большинстве вооруженных столкновений. Они знали друг друга не только в лицо, но как брат брата по тяжелым боям. Среди них нет места тем, кто дорожит своей жизнью. Тренированные, опытные, они знают, что такое поле боя, они знают, что значит стоять до конца, их не страшит численное превосходство врага. И голой рукой их было не взять. Великой силой жизни и красотой несгибаемого мужества веяло от них. Это была гордость русского войска. Они могли заставить уйти сердце в пятки у кого угодно.
Прямо под развевающимся лазоревым стягом с изображением спасителя, на белолобом с подпалинами коне восседал сам князь Всеволод. Длинный красный плащ, застегнутый у правого плеча литой золотой пряжкой, опускался до пят, скрывая до блеска начищенный доспех. Рука Всеволода застыла на бедре, вот-вот готовая выхватить оружие. Конь грыз удила. Молодой князь находился в состоянии натянутой перед выстрелом тетивы. В каждой жилке играла кровь, и хотелось борьбы. От нетерпения даже сводило пальцы ног.
Рядом с ним на крупном гнедом жеребце, с пятнами ржавого цвета, Еремей Глебович, воевода представительный, высокий, большеголовый, крепкий, со щёгольской бородой. Был он вояка не только храбрый, но к тому же толковый и ответственный. Голову боярина давно уже обнесло сединой, а по летам и опыт был немалый, но накопленное с летами благоразумие не мешало ему в случае необходимости действовать храбро и даже героически. За свою долгую жизнь он загнал в тела людей столько железа, что мало кто мог сравниться с ним. Сейчас, когда он пристально глядел туда, где показались татарские всадники, его лицо горело возбуждением. А всадники всё прибывали, и вскоре их стало невозможно сосчитать.
Настал час битвы, трубачи приложили медь к губам, подавая сигнал к бою. А такой сигнал равносилен приказу, он для настоящего бойца руководство к долгожданному действию.
— Дружина-а! — торжественно загудел Еремей и услышал в ответ у себя за спиной шелест обнажаемых клинков — звук, который невозможно было ни с чем спутать.
— Только победа! — прокричали ратники в ответ.
С другой стороны поля, разрывая барабанные перепонки, ударили барабаны. Враг быстро приближался. Степняки подняли украшенные конскими хвостами бунчуки, заменявшие им штандарты. Раздался протяжный, переходящий в вой боевой клич: хур-ра! Подстёгивая себя яростным воплем, тысячи всадников на одинаковых вороных конях налетели ястребами на русский строй, отскочили и, словно меч гнева, снова бросились вперёд. Так повторялось раз за разом, и наскоки их становились всё злее. Кони, оскалив широкие зубы, отчаянно храпя, обдавали русских витязей горячим дыханием. Стрелы свистели, визжали и пели над их головами и с долбящим звуком били по щитам. Кривые сабли метались вокруг.
Строй держался, и проломить его, казалось, нет никакой возможности. Ничего нового не изобретая, монголы пустились на традиционную хитрость. Враги, пытаясь выманить конную дружину из строя, начали отходить, чтобы затем, пользуясь важным преимуществом подвижности и скорости, ускользнуть из-под удара, подставив распалённого азартом врага под атаку своей тяжёлой кавалерии. Кое-что из того, что они задумали, удалось.
И в жизни героев бывают часы ослепления. Видя отход противника, Всеволод, зверея, широким полукругом выдернул из ножен голубо сверкнувший, обоюдоострый меч с широким лезвием и, страшно крикнув: «Бей, рубай!» — вихрем помчался на дрогнувшую орду. Большая это была неосторожность со стороны Всеволода. Но ничего не поделаешь! Молодости свойственны горячность и порывистость. А молодой командир хотел в деле доказать свою храбрость и отвагу. Он предпочитал быть в гуще боя, рубя мечом врага, при этом зорким оком охватывая общую картину сражения. Его конь, подчиняясь воле хозяина, несся вперед, прижав уши и задрав хвост.
— Ура-а!.. — дружно подхватили гридни, повеселевшие от зрелища собственной силы.